Летучий корабль

- А такая. То, что на простые дома никто не нападает. Так что у многих возникают вопросы. А слухи ползут всякие. И про награбленное чужое добро, что свозилось в дома министерских чиновников, и про то, что денег в фонд помощи жертвам войны практически не выделяют. И, думаю, ты сам понимаешь, кому на руку эти разговоры. Знаешь, ведь весной Мак Гонагалл ушла из Хогвартса…

Я аккуратно переворачиваю мясо на сковороде. Я даже не сразу понимаю, о ком идет речь. Будто все это было миллионы лет назад на другой планете.

- Ушла из Хогвартса и дала интервью Придире. О том, что Министерство урезало пособия студентам из бедных и немагических семей, о том, что не выделяются даже минимально необходимые средства для поддержания школы.

- И что?

- Придиру закрыли, тираж изъяли. Мак Гонагалл куда-то уехала. Но статью-то успели прочитать.

- То есть Фадж делает то же самое, что и когда мы были на пятом курсе.

- Ну да. Тогда он думал, что если мы не говорим о Волдеморте, его как будто и нет. Но летом никто не решился высунуться в загородные имения, все сидят в Лондоне. Сюда наши с тобой работодатели пока не летают…

И так проходят еще несколько дней. В нашей монотонный унылой и довольно пыльной работе в Министерстве ничего не меняется до конца недели — мы продолжаем разгребать завалы и уничтожать то, что когда-то было кому-то необходимым, а теперь вот обветшало, износилось, стало ненужным. И честно отчитываемся обо всех достойных хоть малейшего внимания находках перед хозяйственным отделом, правда, они не проявляют к запыленным сокровищам ни малейшего интереса. Только вот в пятницу после обеда, когда наш рабочий день неумолимо движется к своему окончанию — Лоуди строго-настрого запретил нам проявлять излишнее рвение и задерживаться дольше, дабы не вызвать подозрения — мой взгляд будто случайно падает на одну из каменных панелей, которыми отделаны здесь стены. Она кажется мне противоестественно гладкой, а в центре ее какое-то странное скопление пыли. Я провожу тряпкой, стирая грязь — и вижу очертания каменной ладони, словно вдавленной в стену. Привлеченная моей возней, ко мне подходит Герми и будто по наитию прикладывает к контуру каменной руки свою ладошку. Раздается негромкий щелчок — и чуть ниже открывается замочная скважина, ключа к которой, разумеется, нет и в помине. Так мы находим первую дверь.

34. Любимых убивают все

За той пятницей неотвратимо наступает суббота — мой первый выходной в Лондоне, и я даже теряюсь, совершенно не представляя себе, что же мне делать с этим бесконечным днем, который мне предстоит провести в чужом доме и в чужом обличье. Но меня, как обычно, выручает Гермиона, появляясь из камина вскоре после завтрака.

- Знаешь что, — говорит мне она, — в субботу я часто помогала мистеру Уилкинсу в саду. Ты же не будешь против? Кстати, а ты как насчет садовых работ?

- Отлично! — мне даже смешно, что она спрашивает об этом. — Как ты думаешь, для чего мои дядя и тетя использовали в хозяйстве нелюбимого племянника? Что у нас сегодня в программе?

Мы выходим в маленький садик мистера Уилкинса, мне кажется, это единственная отрада, что была у него в жизни: с любовью обустроенные клумбы, на которых сейчас пышно цветут хризантемы и анемоны. Под единственной яблоней — сине-фиолетовые нежные головки бессмертников. И розы — их тут великое множество. Только вот после прошедших на неделе дождей часть цветов на них имеет вид подмокшей ваты, так что Герми деловито берет корзинку и небольшую лесенку. И я, перекапывая грядку в нескольких метрах от нее, слышу деловитое пощелкивание ножниц в ее руках. Запах влажной земли кажется мне непривычным — еще бы, я почти год прожил в таких местах, где привыкаешь к тому, что у тебя под ногами песок. Песок и камни…А то, как пахнет рассыпающаяся множеством комочков черная земля… в этом есть что-то, что заставляет меня вспомнить о том, что я все же вернулся в места, которые некогда считал своим домом. Низкая аккуратно выкрашенная ограда, арки, увитые розами и плющом, соседи, изредка проходящие мимо и удостаивающие меня краткого приветствия. Так как мистер Уилкинс слывет нелюдимом, никто и не ожидает от него долгих праздных разговоров у садовой ограды.

И так мы возимся целый день, сгребая опавшие листья и пожухлую траву, а потом возвращаемся в дом, где я, не торопясь, вновь готовлю ужин для своей прекрасной гостьи. Мы почти не разговариваем, но я ощущаю, как нам обоим — и ей, и мне — безумно хорошо просто вот так молчать вместе, зная, что вот уже несколько дней мы не одни в этом враждебном нам мире.