Лев Бакст, портрет художника в образе еврея

У самого Бакста – на фоне других художников журнала, Сомова или Лансере, – очень скоро, не позднее чем с 1900 года, появилась своя, отдельная от всех остальных линия, свой голос, лейтмотив. Этой его «территорией» стала вариация на античную, и даже именно на греческую, тему. Возьмем, к примеру, его иллюстрацию к стихотворению Бальмонта «Предопределение». Виньетка изображает стилизованную греческую вазу, близкую к типу канфара. Такие канфары были и в Эрмитаже, и в музее Штиглица. Ножка трактована как каннелированная колонна и обвита змеей, которая была вторым, после орла, любимым зверем Заратустры и, конечно, в контексте стихотворения – символом вечности. Именно под змеей Бакст написал свое имя латинскими буквами. По тулову канфара движется ритуальная процессия. Женщины несут гирлянды, танцуют. А сверху, на крышке, сидят три парки или мойры (Μοῖραι) – богини доли, участи, судьбы: Клото, Лахесис и Атропос. Над ними, еще выше, висит, перекинутая через ручки вазы, нить судьбы. Мойры ничего не плетут и не перерезают, они застыли в оцепенении, наблюдают, присутствуют, ждут. В своем триединстве они сами подчинены невидимой высшей силе, нависшей над ними. Была ли то страшная гомеровская Мойра или безличная необходимость, платоновская Ананке, неподвластная даже богам? То самое представление о судьбе, повелевающей богами, которым проникнут как гомеровский эпос, так и Рождение трагедии? Насыщенное ницшеанскими темами, стихотворение Бальмонта конденсировало представление о человеческой конечности и о том, что, только бесстрашно принимая ее, человек становится самим собой и получает в подарок право сбросить «отцовский выцветший наряд», то есть право прожить свою собственную жизнь, право на свою «историю»:

Когда тебя зовет Судьба,Не думая иди,С немой покорностью раба,Не зная, чтó там впереди.

Иди, и ставши сам собой,В тот вечно страшный час, когдаТы будешь скованным Судьбой,Ты волен навсегда.Мы все вращаемся во мглеПо замкнутым кругам,

Мы жаждем неба на земле,И льнем как воды к берегам.Но ты проникнешь в Океан,Сверхчеловек среди людей,Когда навек поймешь обман

Влечений и страстей.Мы все живем, мы все хотим,И все волнует нас,Но Солнцем вечно молодымИсполнен только высший час.Тот час, когда, отбросив прочь

Отцовский выцветший наряд,Мы вдруг порвем земную ночь,И вдруг зажжем свой взгляд.

Признание власти судьбы, покорность ей, но лишь ей одной – это та слабость, что несет освобождение от любой зависимости, от любой принадлежности, в частности роду и племени, и в конечном счете становится силой. По понятным причинам эта тема в исполнении Бальмонта не могла не трогать Бакста. Недаром сохранил он эту виньетку как своего рода автограф, символическую подпись и в дальнейшем многократно использовал ее в своих публикациях. Другие античные виньетки Бакста иллюстрировали статьи и эссе Василия Розанова.

Бакст и Розанов