Бессердечный постарался рассмотреть лицо этой прекрасной незнакомки, вызывающей в душе самые тёплые чувства с лёгкой примесью приятной тревоги.
Это было напрасно. Лицо ускользало от зоркости глаз, утопало в мерцающей пыльце и бликах огней и изумрудной травы.
Грёзы вновь улетучились, уступив место новой сцене.
Всё тряслось перед глазами, долго, удивительно долго для этих коротких эпизодов сна.
Лев мчался по прямой, ему казалось, что он вновь стал ребёнком. Позади слышался шум. Остановившись лишь с осознанием того, что на улице стало темнее, Бессердечный присел.
И снова смена декораций и ролей.
Лев больше не был ребёнком, ни взрослым мужчиной, он просто стал бесплотным духом. Стоял и смотрел, не чувствуя ничего.
В тёмной комнате среди крови, какой-то слизи и непонятной чёрной мерзости кто-то или что-то шевелился на полу. Похоже, что это человек, нагой и обритый наголо. Он с трудом встал, вновь и вновь поскальзываясь на гладком полу. Рядом расположилось странное кресло, напоминающее пыточное или такое, что используют для контроля буйных умалишенных. Лев уже видел это кресло и эту комнату.
Пол исчез, точно сознание смылось в сточную трубу.
Бессердечный падал и падал, в темноте, в окружении далёких звёзд, сменившихся пламенем, а после морской пучиной, странными механизмами. Как будто Лев стал крошечным и попал в механические часы.
Каким бы ни было долгим падение, оно завершилось. Сокрушительно и болезненно. Шок заставил вскочить по пробуждении.
Сато рядом не оказалось. Что значили все эти сны? Символы? Слишком много времени своей жизни Лев потратил на разгадку знамений, пророчеств и подобной чертовщины. Поэтому он и покинул Эбонхэбэн, продал дом и пустился в паломничество, ведомый слепой верой в знаки. Теперь он вернулся, частично потерял память и не мог ответить самому себе, не напрасно ли было всё?
Молодой человек решил осмотреться. Скромный дом Сато был самым примечательным, минимализм во всём, и в убранстве, и в пространстве. Духота, стоявшая в комнатах, заставила попытаться открыть окно, но силы настолько ушли из рук, что отворить заржавевшие шпингалеты не удалось.
«Ничего, – решил Лев. – Выйду на улицу».
В одних брюках, босой, с множеством повязок и лечебных примочек по всему телу, Бессердечный отворил дверь. На улице было темно, надоевший туман всё также стелился над мостовой. Парень постарался выйти, чтобы вдохнуть по-настоящему, полной грудью.
Ноги подкосились, и каменистый бульвар за хлипким порогом встретил Льва своим, отбирающим сознание, поцелуем.
Символы, знаки, иероглифы, скрипты и схемы, пентаграммы и цифры плыли перед глазами. Они были вытатуированы на человеческой коже, такие странные, но откуда-то знакомые.
Послышался смех. Лев увидел маленькую девочку, рукоплещущую автоматону. Такой чистый и звонкий детский смех, он заставлял сердце в груди биться чаще.
– Акико! Куда ты? – произнес механический кот, когда девочка вскочила и побежала.
Акико…
Это имя вызвало дикий гул в ушах.
Хватит! Хватит! Хватит!
– Хватит! – Лев очнулся, схватив руку Сато. Заржавевший будильник в руке возможного дядюшки неприятно дребезжал.