Лев любит Екатерину

Девушка в черном бархатном платье и правда грохотала, как полковая мортира. Слабенько в ответ ее переливам дрожали хрустальные висюльки на люстре. Но наследник не сводил глаз с худенькой пятнадцатилетней танцовщицы Нелидовой, которая обегала сцену, шурша оливково-зелеными юбками и то и дело выставляя на общее обозрение каблучок. В роли Сербины она была неподражаема.

– Нимфа! Талия! – в восторге воскликнул Павел и, ловко выхватив из прически супруги шелковую розу, швырнул ее к ногам балерины.

– Ах! – изумленно воскликнула Наталья Алексеевна.

– Ах, – вторила ей прелестная танцовщица, изящно присев, подхватив двумя пальцами цветок и прижав его к губам. Чем вызвала смех и плеск аплодисментов.

«Завтра все газеты напишут об этом», – подумал Никита Иванович.

– Я знать не хочу, откуда у вас такие расходы, сударь! – Бывший гетман Кирилла Григорьевич Разумовский буравил сына взглядом. – Шестьдесят тысяч! Уму не постижимо! Я в вашем возрасте…

Андрей закатил глаза. Сейчас отец возьмется за любимую шарманку: пас свиней, глодал хлеб с желудями и соленому огурцу бывал рад! Он терпеть не мог, когда гетман поминал свое низкое происхождение и как-то в сердцах бросил:

– Вы были сыном казака, а я – фельдмаршала!

Андрей имел право на такую дерзость. Его покойная мать – Нарышкина – родня царской семье. Он ли не аристократ? Он ли не вельможа? Правда, с одного бока…

– Я живу по средствам, – отчеканил молодой Раумовский. – Вы же не хотите, чтобы я питался одними огурцами.

Кирилла Григорьевич сознавал его правду, но шестьдесят тысяч – это уже было сверх меры.

– За такие деньги можно и бриллианты ложками жрать! – огрызнулся гетман. – Не стану оплачивать ваши долги. Надоело! В прошлом месяце тридцать, в этом шестьдесят! В следующем будет девяносто? – Вдруг на его лице мелькнула догадка, показавшаяся графу страшной. Ему ли не знать, на что закадычный друг наследника может спустить подобные деньжищи? – Андрюшка, – басовито простонал гетман, – да ты, часом, не в заговоре?

– Что вы, папенька! – Андрей перекрестился. – Бог с вами. Да, я промотал. Сознаюсь, каюсь.

– Не лги мне, – предупредил граф. – Христом Богом прошу, держись от этого подальше.

«Уж кто бы говорил! – про себя рассмеялся Андрей. – Если бы ваш брат не встрял в заговор, вы бы до сих пор свиней пасли! А сами в 62 году разве не среди заговорщиков верховодили? Нет, в чем, в чем, а в этом я семейного имени не посрамлю! И если Павел решится…»

Впрочем, пока говорить было рано. Его высочество демонстрировал неподдельную преданность матери. Особенно с тех пор, как расстался с Паниным в роли воспитателя и всецело предался в руки молодой жены. Долг возник сам собой из ее же каприза. Натали очень хотелось жемчужную парюру к утреннему голубому платью, такую легкую, воздушную, скромную – что потянула безделушка на полсотни тысяч, а узнав, для кого, ювелир еще и накинул десяток. Бедняжка не осмелилась просить великого князя, и так муж в прошлом месяце оплатил ей два модных туалета. Пришлось другу Андрюше не ударить перед дамой в грязь лицом.

– Наташа! – Екатерина оторвалась от рассматривания антиков и протянула невестке обе руки. – Ну, как, душа моя, съездили прогуляться?

Великая княгиня впорхнула в комнату свекрови, вместе с едва уловимым липовым запахом. И кто составляет ей такие свежие, летние духи? Она походила на бабочку, заснувшую с осени между рамами и ожившую в тепло натопленной комнате. Ее муслиновое желтое платье стелилось по полу, павлинье перо подрагивало в высокой прическе.

– Чудесный езда, – начала она по-русски. – Ветер па карет нас чуть в речка не сдувать.

Княгиня запнулась. Новый язык давался ей с трудом, и Екатерина перешла на немецкий. Она ничем не хотела огорчать невестку. Чудесная девушка! Лицо овальное, нос с горбинкой, глаза всегда удивленно распахнуты. Такая изящная. Подуй – улетит. Говорят, у нее долги. Ну и что ж, разве у Като в ее возрасте не было долгов?

Императрица решительно не желала замечать в великой княгине ничего дурного. Эта юная дама вернула ей сына! Попробуйте не полюбить?

Большинство матерей теряет сыновей после брака. Приходит другая женщина – молодая, красивая, уверенная в своей силе – и уводит ваше сокровище. У Екатерины было иначе. Десять лет она не знала, как подступиться к собственному ребенку. Холода в их разговорах было столько, что странно, как стены комнат не шли инеем. Он никогда не скучал по ней. Всегда тяготился ее присутствием. И что бы Като ни делала для сближения, все выходило фальшиво, неудачно и с болью для обоих.