Лев любит Екатерину

– У него, слышь, любовь с женой принца Карла Саксонского, – сообщил Кузьма конфедератские сплетни. – Того, которого нам вместо вас прочили в короли. Да вы его обскакали на русской кобылке. – Косинский заржал. – А то была бы пани польской королевой. Так вот Пулавский обещал, что в день святого Карла, на именины мужа, подарит ей вашу голову.

– И ты тащишь меня ради такого злодейства? – возмутился король, уже начавший проникаться к Кузьме симпатией.

– Мне обещано десять тысяч дукатов, – отрезал тот. – Моя семья нищая. По милости ваших разлюбезных русских. Мы и так не пановали. А когда через нашу деревеньку прошел корпус Репнина, последнего живота лишились. Всех кур саблями перекололи, пся крев!

Стасю показалось, что сзади хрустнула ветка, но он не стал поворачивать голову – спина у него затекла.

– Потому я и помешал нашим дуракам прикончить вас в городе, – продолжал Кузьма. – Охота была ночью вылавливать вашу голову из рва!

В этот момент шеи Косинского коснулось холодное острие. Конфедерат вздрогнул и попытался вскочить на ноги.

– Сидеть, мерзавец, – раздался свистящий шепот.

Понятовский наконец сумел повернуться, опираясь на руки и двигаясь всем корпусом. Сзади стоял невысокий господин в синем дорожном сюртуке, подбитом куницей. Он говорил на русском, но по выговору было заметно, что этот язык для него не родной.

– Оставайтесь на месте, сир, – бросил он по-французски, чем развеял сомнения короля. Такой парижский выговор – дело врожденное, а не наживное. – Дернешься, и я проткну тебе горло. Все твои товарищи мертвы, – холодно сказал незнакомец Кузьме, потом обернулся к королю: – Снимите с него кушак и свяжите руки. Впрочем, если прикажите, я пущу шпагу в ход.

– Нет, нет, – Станислав поднял ладони вверх. – Этот человек пощадил меня. Я не хочу ему смерти.

– Вы благородны, – усмехнулся француз. – Хотя ваш спутник не заслуживает снисхождения. Я слышал, что он тут говорил.

– У моих бедных подданных нет оснований жалеть меня. – Король снял с Косинского кушак и накрепко перетянул ему руки.

– Теперь стяните с него сапоги и обуйтесь, – так же повелительно приказал спаситель.

Стась покачал головой:

– Этого я сделать не могу.

– Ниже королевского достоинства? – рассмеялся незнакомец.

– Я не мародер.

Француз кивнул.

– Сидите здесь, я приведу лошадей.

Через несколько минут он вернулся, ведя в поводу двух знакомых Понятовскому кобыл. Вероятно, француз и правда разделался с их хозяевами.

– Здесь поблизости может оказаться карета с другими конфедератами, – предупредил король.

– Ее нет, – отрезал спаситель. – Пьяница Пулавский набрался и забыл выслать экипаж навстречу своей же шайке. Легкомыслие – главная черта ваших подданных. Хаос – колыбель Польши.

Стась поморщился.

– У меня есть и другие подданные. Они, должно быть, уже ищут своего государя.

– О да! – расхохотался незнакомец. – Вся Варшава с ног сбилась бегать по улицам и кричать, что король убит. Сначала нашли вашу окровавленную шляпу, потом шубу на обрыве. Куча народу с баграми валандается во рву в надежде выловить еще что-нибудь из одежды. Остальные палят из ружей и обнимаются. Вас ждет теплый прием.

– Вы жестоки, – не без помощи француза Станислав взгромоздился на лошадь. Связанного Кузьму повели впереди.

– Простите, сир, – незнакомец тоже вскочил в седло. – Я следовал за вами от самого города и слышал многое из того, что вы говорили этим разбойникам. Боюсь, именно излишняя щепетильность и помешала вам стать хорошим монархом. Кстати, я не представился, шевалье де Бомон.

Они шагом поехали черед Белянский лес. Станислав так устал, что едва не валился с седла, и незваный защитник берег его силы.

– Если вы так презрительно настроены ко мне, то почему спасли? – спросил король. – Ваш двор помогает конфедератам.

– У нашего двора правая рука не знает, что делает левая, – отозвался спутник. – Пока министерство иностранных дел вкачивает деньги в ваших врагов, Секрет короля, к которому я имею честь принадлежать, получил приказ наладить связи с вами.

– Зачем? – не понял Понятовский. – Выходит, вы будете работать против своих?

– Я работаю только на себя, – пожал плечами француз. – Версаль хочет заключить с вами тайный договор. Отныне у вас будет три хозяина.

Петербург

Снег валил хлопьями. Чуть мокрый. Пополам с дождем. Он лип к стеклу и на треть закрывал рамы. Хотелось потеплее закутаться шубой и сидеть у камина. Гриц слонялся по дому и не находил себе места. В тишине пустых комнат, в натужном скрипе половиц, в стуке чугунных печных вьюшек ему чудились едва уловимый укор. Что же ты? Мы так на тебя надеялись…

Он и сам на себя надеялся. Когда-то.