«Покойный государь не мог иметь детей. Узнав об этом, императрица выбрала мне в пару Сергея Салтыкова. После рождения великого князя Павла Салтыкова отослали с поручением в Швецию, и больше я его не видела. По прошествии года крайней горести приехал нынешний король польский, его ухаживания утешили меня, однако и он оказался скоро выпровожен восвояси. Вскоре я повстречала князя Орлова. Он остался бы со мной до гробовой доски, если бы сам не скучал. Узнав о его неверности, я рассудила, что не могу никого держать силой. Но оскорбленное чувство заставило меня сделать опрометчивый шаг. В запальчивости я сблизилась с одним прекрасным, но скучным подданным, который не подходил мне ни по уму, ни по сердцу. Поверьте, я горько поплатилась за поспешность.
Теперь ожидаю решения вашего суда. Могу ли надеяться на прощение? Как видите, не двенадцать кавалеров, а третья доля от них. Первый поневоле, четвертый от обиды. Трех прочих, Бог видит, не от распутства, к которому никакой склонности не имею».
Господи, какой стыд обжег Потемкина, когда он дочитал это письмо до конца. Как он смел так обращаться с ней? Как мог понудить ее в подобных выражениях писать о себе? Гриц представил лицо императрицы, гладкое, без единой морщинки. Слезы срываются с ресниц на лист. Несколько букв смазано. Но вместо жалости необъяснимая, болезненная радость вспыхнула в нем. «Пусть. Узнает, каково это. Я двенадцать лет ждал!» Слишком мала казалась минутная скорбь Екатерины по сравнению с потерянными годами.
Потемкин с силой сжал плотную бумагу и отшвырнул от себя.
Там, в гостиной, терпеливо ждал его ответа Елагин. После такого письма Григорий был обязан выйти и поехать с ним. Но он подошел к столу, оторвал четверть листа и, успокоив дрожь в руках, написал:
«Да или нет? А что сверх того, то от лукавого».
Потом отправился по всему дому разыскивать сестру. Статс-секретарь в соседней комнате даже не скрипел креслом.
– Марья, где у тебя, помнишь, такое бирюзовое колечко, которое отец перед венчанием подарил маме?
– Зачем тебе? – Марья Александровна подняла голову над рукоделием.
– Посмотреть. – Потемкин еле сдерживал нетерпение.
– Возьми в шкатулке.
Григорий перевернул ларчик на стол и стал разгребать рукой, цепляясь пальцами за спутанные бусы, перстеньки, крестики и ладанки. Наконец нашел простенькое золотое кольцо с плоским зеленоватым камнем.
– Я взял, – коротко бросил он и круто развернулся, чтобы выйти.
– Гриц, что это? Как? – забеспокоилась Марья Александровна.
– Маша, я прошу! – рявкнул он.
– Не надо, братец, миленький, – поняв, кому он собирается отдать семейную реликвию, взмолилась госпожа Самойлова. – Не тронь. Матушка отца не любила. По вдовьей печали согласилась за него. Гриц, они в радости не жили! Хочешь, я на колени встану? Оставь его. Я и дочери кольца давать не хотела. Им меня обручали, бессчастное оно!
Но Потемкин махнул рукой и быстро выбежал. У себя в комнате он скатал записку в трубочку и просунул ее в перстень. Намек был до неприличия ясен. Ну и пусть. Если нужен, примет его условие.
Григорий перевел дыхание и вышел к Елагину. Иван Перфильевич поднялся к нему навстречу.
– Итак, генерал, вы едете?
Тот покачал головой и протянул ему записку.
Секретарь вскинул на Потемкина удивленный взгляд.
– Позвольте вам заметить, вы рискуете многим, – было заговорил он, но осекся, встретив тяжелое молчание Грица. – Прощайте.
– Так объясните мне, почему комету видели над Парижем, а революция стряслась у нас? – Екатерина не стала сдерживать насмешливых ноток в голосе.
Она с раздражением смотрела на членов Совета. Почтенные мужи во всем готовы были обвинить ее. И в затянувшейся войне, и в недостатке хлеба, и в падении содержания рубля, но самое главное – в попустительстве бунту.
– Если бы с самого начала были приняты надлежащие меры, – твердил Панин, – ни один казак не проник бы за Волгу. Теперь же…
– Никита Иванович, – холодно возразила императрица, – вы не хуже меня знаете, что мы до сих пор не можем снять с театра военных действий ни одного корпуса. Мир не заключен.
При этих словах все с крайним осуждением воззрились на князя Орлова, сидевшего с противоположного края стола. Тот молчал и дул на окоченевшие руки. Остальные вельможи кутались в шубы – стылый дворец не давал тепла.
– События на Яике и Волге развиваются быстрее, чем мы думали, – подал голос Алексей Орлов. – К Самозванцу каждый день пристают все новые шайки. Орды кочевников бесчинствуют вместе с ним. А заводы Урала – важный ресурс для армии. Если они окажутся в руках мятежников, то ружья и пушки будут не у правительства.
– Остаются еще оружейные заводы в Туле и в Петрозаводске…
– Дожили, заводы на своей земле считаем!
– Не грех и посчитать.