Лев мисс Мэри

Есть некая особая чистота, которую каждый человек теоретически может ощутить только один раз, увидев прекрасный город или великое произведение искусства. Это всего-навсего теория, и я думаю, неверная. Все, что я любил, я всегда наделял этой особой чистотой, но до чего хорошо, когда удается передать свое восприятие кому-то еще, и это действенное средство борьбы с одиночеством. Мэри полюбила мою Испанию и Африку и постигала все тайны легко и естественно, будто этого не замечая. Я никогда не раскрывал ей своих секретов и объяснял лишь что-то чисто техническое или комическое, получая величайшее удовольствие от ее собственных открытий. Это глупо, надеяться или ждать, что любимая тобой женщина полюбит все то, что близко тебе самому. Но Мэри полюбила море, и жизнь на небольшой яхте, и рыбалку. Ей нравилась живопись, и она полюбила Запад Соединенных Штатов, когда мы впервые побывали там вместе. Она никогда ни в чем не притворялась, и этот большой дар ценился очень высоко, потому что я долгое время общался с великой притворщицей во всем, а жизнь с настоящей притворщицей заставляет мужчину питать отвращение к очень и очень многому. У него может даже появиться стремление к одиночеству, заглушающее желание что-либо с кем-то разделить.

Этим утром, пока жара набирала силу, а прохладный ветер с горы все еще не подул, мы прокладывали новую лесную дорогу через устроенные слонами завалы. Прорубив путь сквозь особенно трудные участки и выбравшись на открытую местность, мы увидели кормящуюся на поле первую большую стаю настоящих европейских аистов, черных и белых, на красных ногах, и они так усердно трудились над гусеницами, будто это были немецкие аисты, получившие соответствующий приказ. Мисс Мэри правились аисты, и она обрадовалась возможности полюбоваться на них, поскольку нас обоих очень беспокоила одна статья, где говорилось, что аисты вымирают, и вот теперь мы убедились, что у этих птиц, как и у нас, просто хватило здравого смысла перебраться в Африку. Но и аисты не рассеяли ее грусть, и мы двинулись в обратный путь, к лагерю. Я не знал, как подступиться к грусти мисс Мэри. Казалось, ее не трогали ни орлы, ни аисты, против которых даже я не мог устоять, и тогда я начал понимать, как же ей тоскливо.

Нгуи заметил что-то неладное, достал из испанского кожаного подсумка фляжку Джинни и протянул мне. Я передал фляжку Мэри, которая с довольно мрачным видом смотрела на аистов. Я тоже посмотрел на них и решил, что этих чертовых аистов слишком много, вот они и бессильны перед грустью Мэри.

— Не слишком ли рано ты пьешь? — спросила она. Я с надеждой заметил, что она все еще держит фляжку.

— По-моему, нет, — ответил я. — Капельку для аппетита.

Она все еще держала фляжку, и мне показалось, я слышал, как она открыла ее. Нгуи чуть заметно кивнул.

— Залей свою проклятую грусть, и я тоже сделаю глоток.

— Я уже выпила немного. — Она вернула мне фляжку. — О чем это ты думал все утро? Ты практически не произнес ни слова, а это так на тебя не похоже.

— О птицах, о разных странах и о том, какая ты славная.

— Очень мило с твоей стороны.

— Я делал это не ради гимнастики души.

— Скоро я приду в себя. Не так-то просто провалиться в бездонную пропасть и выпрыгнуть оттуда.

— Этот вид спорта собираются включить в олимпийскую программу.

— В таком случае ты, наверное, победишь.

— У меня есть мои болельщики.

— Все твои болельщики уже на том свете, как и мой лев. Ты, должно быть, пристрелил их всех в один прекрасный день, когда пребывал в особенно хорошем расположении духа.

— Взгляни, вот еще одно поле, сплошь покрытое аистами.

— Да, — кивнула она. — Взгляни, вот еще одно поле, сплошь покрытое аистами.

Африка — опасное место для затяжной грусти, особенно когда в лагере вы вдвоем, а после шести часов вечера быстро темнеет, даже если грусть эта вызвана охотой на льва мисс Мэри, убитого не совсем так, как мы надеялись... Мы сидели в палатке, У стола, и тысячи насекомых бились о марлевый полог, рвались к гибельному огню керосиновой лампы, а мы говорили, что это просто счастье — уже больше пяти месяцев не видеть ни одного зануды, и это, очень может быть, рекордный срок: ведь в этом мире зануды так быстро переезжают с места на место. Конечно же, мы встречали их всякий раз, когда обстоятельства вынуждали нас выбираться в город. Но никого из них не принимали у себя и не сидели с ними за одним столом. Мы говорили также о том, как важно не делить пищу с врагами. Пить с ними — законная самооборона, но есть — глупо, и за это следует наказывать так же строго, как и за неудачное самоубийство. Нас радовало, что за целых пять месяцев мы ни разу не разделили хлеб-соль ни с одним из богатых зануд, и я знал — в значительной степени мы обязаны этим «Мау-мау». В тот вечер в палатке мисс Мэри вновь обрела счастье: мы почти всегда были счастливы, когда нам удавалось оставаться вдвоем.