Лев правосудия

Потом Транков набрал код гаражной двери, этого я не сумела подсмотреть. В дверях гаража висела камера наблюдения, и я скорчила ей рожу. «Ягуар» заехал внутрь; там стоял тот новофинский внедорожник, благодаря которому я узнала, что Транков снова в Финляндии.

Я позволила Транкову выйти из машины первым и открыть мне дверцу. Он изображал настоящего русского джентльмена. Сумку я все время крепко прижимала к себе.

— Пойдем прямо в студию. Она целиком в моем распоряжении.

— Где ты учился живописи? — спросила я, одновременно составляя в уме план участка и камер наблюдения, которые успела заметить.

— В Воркуте. Я провел там детство.

Я помнила, что Транков сказал тетушке Воутилайнен, будто приехал из Мурманска, а Лайтио рассказывал, что в молодости тот провел пару лет в Сибири, в исправительном учреждении.

— Паскевич жил в Воркуте? — Я намеренно ударила по больному месту.

— Он никогда не жил со мной и мамой. Они не были женаты. — В глазах Транкова мелькнула злость, но я не поняла, на меня он разозлился за это неприятное воспоминание или на бессовестного папашу.

У каждого есть слабые места, и очень полезно знать как свои собственные, так и врага. Используйте их обдуманно, учил Майк Вирту. Благодаря Лайтио мне была известна как минимум одна болевая точка Транкова.

Дверь студии Транков открыл обычным ключом и закрывать за собой не стал. Выходящая на море стена была полностью стеклянная, две другие — наполовину. На потолке возле двери тоже имелось окно. В северной стене обнаружились две двери, очевидно в туалет и ванную, в уголке приютилась мини-кухня с холодильником и плитой. Рядом с ней помещалась барная стойка и две высокие табуретки со спинкой.

— Выпьешь что-нибудь, пока мы не начали работать?

Нисколько ему не доверяя, я попросила воды из-под крана и налила ее сама. Транков криво улыбнулся, словно прочитал мои мысли.

— В холодильнике минеральная вода и пиво. Бутылки финские, плотно закрытые.

— Мне больше ничего не нужно.

Стены между окнами были покрыты чистой белой штукатуркой. Незначительная площадь пола, видная из-под защитного покрытия и разного хлама, была облицована белой плиткой, с которой можно смывать краску при помощи растворителя. На трех мольбертах был натянут холст, два из них прикрыты, на третьем я увидела прогрунтованный холст, примерно двести на сто двадцать сантиметров. В Нью-Йорке Мари Хиггинс научила меня грунтовать холсты. Накачавшись своей «химией», она могла покрыть грунтовкой три холста подряд, а потом целый день отдыхать, прежде чем приняться за творческую работу.

В комнате было тепло, я сняла куртку. Транков поспешно взял ее у меня и повесил на маленькую вешалку. Похоже, он собирался рисовать прямо в костюме — столь безупречном, что у меня было большое искушение испачкать его губной помадой, но, увы, сегодня я не применяла косметики, лишь слегка подкрасила ресницы. Вспомнилась та комната для гостей-женщин, похожая на номер в борделе, набитая разными шмотками и косметикой. Если я выкрутилась в тот раз, не понеся никаких потерь, почему бы мне не выкрутиться и сейчас?

— Осмотрись пока, а я переоденусь, — сказал Транков и исчез за дверью.

Я поискала камеру наблюдения: она висела между окнами на потолке, и, очевидно, поле ее зрения охватывало всю комнату. Все, что я сейчас сделаю, Транков потом увидит. Поэтому я прошла к панорамному окну и принялась любоваться видом залива. Мокрый снег сменился мелким дождем, падающие капли рябили тихую поверхность моря. К берегу неспешно скользили три лебедя; один, наполовину покрытый взъерошенными серыми перьями, вероятно, был подросшим птенцом. Дядя Яри когда-то взялся читать мне «Гадкого утенка», но был вынужден прерваться: так я ревела, сочувствуя невзгодам маленького лебедя. Уж я бы показала этим уткам, и чувство собственного бессилия очень мучило. Дядя пытался убедить меня, что это еще не конец и дальше все будет хорошо, но я не верила. Чем все кончилось, я узнала только в подростковом возрасте: утенок превратился-таки в лебедя. Тем не менее мне по-прежнему хотелось отомстить его мучителям: это невыносимо, когда тебя отвергают собственные родители!

— О чем задумалась?

Транков подошел почти беззвучно, обутый в белые кеды на резиновой подошве, забрызганные краской. Костюм он сменил на темно-синие джинсы и длинный белый пиджак с белой же футболкой. Его одежда и правда соответствовала той роли, которую он играл сейчас. Я хорошо его понимала.

— Об утках и лебедях.

— Уж уткой ты точно никогда не была!

— Конечно нет.

Транков знал только одно мое больное место: насчет Сталя. Другие для него оставались тайной.

— Начнем работать? Одну мою картину ты видела, и я думаю вернуться к той же теме. Хочу написать Диану, богиню охоты, что-то вроде этого. В Финляндии в школах изучают античную мифологию? Посмотри, что я для тебя раздобыл!