Лев правосудия

— Ну вот, получится просто прекрасно. Жаль только, что у тебя короткие волосы — было бы лучше, если бы они развевались на ветру. Но я могу нарисовать как надо. Я все могу нарисовать, как захочу.

Транков положил мою правую руку на шкуру рыси. По ощущению было совсем не так, как с Фридой. У этого животного не было имени, оно стало одним из многих, погибших на дороге. В какое время года это произошло? Осенью и зимой взрослые самцы рыси живут в одиночку, только в начале весны ищут себе пару.

— Сиисконен очень хотел сотрудничать, даже достал нам ключи от дома Аниты в Лехтисаари. На стене в комнате нового телохранителя была картина с рысью. Ничего другого, что отражало бы твою личность, там не нашлось, и мы решили, что это важно. И новый телохранитель оказался сообразительнее Сиисконена, сменил все замки в доме и камеры безопасности. И о том случае в Москве, с шубой, мы тоже знали. У Валентина был источник информации. Не все в команде Васильева играли только на его стороне. Есть такая поговорка: не держи все яйца в одной корзине, знаешь?

Привычными движениями Транков начал выдавливать масляные краски из тюбика на палитру.

— А когда мы потом выяснили, что означает твоя фамилия, сделать выводы стало совсем легко.[25] Но зачем вспоминать старое? Ведь теперь мы друзья.

— Надеюсь, друзей вы не бьете железной трубой?

— Я вообще не бью женщин!

Транков так демонстративно возмутился, что я еще больше успокоилась. Он любит хвастаться своими подвигами, и это еще одно его слабое место. Мне было известно, что большую картину маслом не напишешь целиком за пару часов, поэтому не торопила Транкова. Он начал водить кистью по холсту, наверное, набрасывал контуры. А я вспоминала ощущение мускулов Фриды под шерстью: в один миг расслабленный клубок превращался в проворного хищника. От чучела даже не пахло настоящим зверем. Я пару раз сменила положение, и прошло не меньше получаса, прежде чем Транков наконец попросил:

— Сейчас тебе лучше раздеться, я точнее прорисую контуры фигуры.

Я скинула халат и бросила на пол. В студии действительно было тепло, из огромных окон совсем не дуло. Тем не менее под пристальным взглядом Транкова по моей коже побежали мурашки. Настолько ли сильно Транков любит женщин, как его отец? А ведь он не раз мог видеть, как страстные желания приносили Паскевичу неприятности.

— Почему отменили твой запрет на въезд в страну? Кто сообщил тебе об этом?

— Тебе сейчас лучше не разговаривать. — Транков взял тонкую светло-коричневую кисточку, посмотрел сначала на меня, потом на холст, провел тонкую линию. — В милиции сказали, что теперь я могу опять запрашивать визу. Правда, Валентин не рискует приезжать. Боится, что задержат. У него нет таких друзей, как у меня.

Я не стала интересоваться, что это за друзья. Транков попросил меня немного поднять подбородок и долго смотрел, будто увидел что-то интересное.

— Сделай вид, будто ты настороже. Ты же принцесса рысей, которая осматривает свое государство. Враги со всех сторон.

Я не стала критиковать его замысел, он меня даже забавлял. Очевидно, Транков всерьез воображал принцессу рысей. Хорошо было также, что он не велел мне раздеваться полностью. Он работал очень сосредоточенно и даже был почти похож на профессионала.

Через полтора часа, судя по часам на стене, я попросила сделать перерыв, пока мышцы не совсем затекли.

— Конечно. Поставить чай?

— Я сама все сделаю.

Я пила только то, что приготовила своими руками, поэтому вновь надела халат и пошла в кухонный уголок. В шкафчике с посудой нашлись чайные чашки, внизу запечатанная пачка черного чая и мед. Но мед я буду есть лишь после того, как увижу, что его ест Транков.

Тщательно осмотрев чайник изнутри, я налила воды и поставила греться. Лебеди вышли на берег и паслись на лужайке. Я вновь подумала о высокопоставленных друзьях Транкова. Когда он, собственно, устроился к Сюрьянену на службу? Они должны быть на короткой ноге, раз Транков живет у того дома.

Вода закипела, я положила пакетики в чашки. Транков вновь принялся рассматривать картину, добавил куда-то пятно темно-коричневого. Интересно, откуда он узнал о Давиде Стале? Вспомнилось, как смеялся Давид, когда я повествовала ему о своих приключениях в Бромарве, как просил меня рассказать об этом снова и снова. От этого воспоминания у меня чуть не выступили слезы; к счастью, Транков был увлечен своим произведением и на меня не смотрел.

Я спросила, нужен ли ему мед к чаю, но он даже головы не повернул. Я отнесла ему чашку и заодно взглянула на картину.

Работа едва началась, на холсте виднелись только контуры. На этом этапе художнику еще не обязательно было видеть перед собой обнаженную модель. Однако именно такой принцип работы показывал, что рисовать Транков все-таки умел.

— Еще рано смотреть, — сказал он почти смущенно.