Искусство, становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия – так как сумасшествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степени эгоизма и сошло с ума. [80]
Искусство наше есть то же, что соус к пище. Если есть один соус – вкусно, но не будешь сыт и испортишь желудок. [81]
Искусство не есть наслаждение, утешение или забава; искусство есть великое дело. [82]
Мысль (…) есть та сила, которая движет жизнью и моей, и всего человечества. И потому несерьёзно обращаться с мыслью есть грех большой, и “verbicide”
Мысль есть самое важное в человеке; сообразно мысли живут и поступают люди. Стало быть, хороша та книга, которая говорит мне, что мне делать. А люди стараются из книги сделать какую-то забаву, игрушку. Это всё равно что хлеб: хлеб существует затем, чтобы его есть, а кто скажет, что он существует для того, чтобы помягче на нём сидеть, это бессмыслица, чепуха. [84]
Что же это за страшная сила. (…) Как за колдовство, т. е. за таинственное воздействие злое, казнили, а за молитвы, таинственное воздействие доброе, прославляли, возвеличивали, так и с искусством надо. Это не шутка, а ужасная власть. [85]
Искусство есть одно из самых могущественных средств внушения. А так как внушено может быть и порочное (и порочное всегда легче внушается), и хорошее, то ни перед какими способами внушения не надо быть больше настороже, как перед внушением искусства. [86]
Ужасно! Слово, которое должно служить передаче мысли, до такой степени извращено!.. [87]
Им просто нечего сказать, а они ищут каких-то новых форм. Да зачем их искать? Если есть, что сказать, то только бы успеть сказать всё, что хочется, а формы искать не придётся. [88]
…Писать повести вообще напрасно, а ещё более таким людям, которым грустно и которые не знают хорошенько, чего они хотят от жизни. [89]
…Два рода писания, как будто похожие, а между ними бездна, прямая противоположность: один род законный, божеский, это – писание, писанное человеком для того, чтобы самому себе уяснить свои мысли (…). Другой род дьявольский, часто совершенно по внешности похожий на первый, это – писание, писанное для того, чтобы перед самим собою и перед другими затемнить, запутать истину… (…) Избави нас бог от этого. И потому всеми силами старайтесь не быть сочинителем… [90]
Как только люди говорят о своих мыслях и чувствах, то всё ясно и верно. Вся путаница идёт от людей, у которых нет своих мыслей и чувств, а они хотят о них говорить. [91]
Деятели нынешней науки и искусства не исполнили и не могут исполнить своего призвания, потому что они из обязанностей своих сделали права. [92]
Литература была белый лист, а теперь он весь исписан. Надо перевернуть или достать другой. [93]
Цель художника не в том, чтобы неоспоримо разрешить вопрос, а в том, чтобы заставить любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых всех её проявлениях. [94]
Главная цель искусства (…) та, чтобы проявить, высказать правду о душе человека, высказать такие тайны, которые нельзя высказать простым словом. От этого и искусство. [95]
Самое важное в произведении искусства – чтобы оно имело нечто вроде фокуса, т. е. чего-то такого, к чему сходятся все лучи или от чего исходят. И этот фокус должен быть недоступен полному объяснению словами. Тем и важно хорошее произведение искусства, что основное его содержание во всей полноте может быть выражено только им. [96]
Удивительно! Что такое музыка? (…) В живописи, в литературе всегда примешан элемент рассудочности, а тут ничего нет – сочетание звуков, а какая сила! Я думаю, что музыка – это наиболее яркое практическое доказательство духовности нашего существа. [97]
…Искусство захватывает вечное, и это вечное даёт ему силу и смысл. [98]
Знание. Наука, образование, воспитание
«…Мы все согласны в этом одном: для чего надо жить и что хорошо. Я со всеми людьми имею только одно твёрдое, несомненное и ясное знание, и знание это не может быть объяснено разумом – оно вне его и не имеет никаких причин и не может иметь никаких последствий.
Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие – награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий.
И его-то я знаю, и все мы знаем.
А я искал чудес, жалел, что не видал чуда, которое бы убедило меня. А вот оно чудо, единственно возможное, постоянно существующее, со всех сторон окружающее меня, и я не замечал его!
(…)
(…) И я удивлялся, что, несмотря на самое большое напряжение мысли (…), мне всё-таки не открывается смысл жизни, смысл моих побуждений и стремлений. А смысл моих побуждений во мне так ясен, что я постоянно живу по нём… (…)