Левая рука тьмы

Получалось, что он признает нереальной значительную часть единственной реальности, в которой он сейчас существует. Он подвергался тому же риску, что и душевнобольные. Он мог утратить свободную волю. Он понимал, что нереальность ведет к ужасам и фантазиям. И все же в его жизни не было реальности, она была пустая. Сон, создававший, когда необходимости в создании не было, оказался плоским и мелким.

Он пойдет домой, не станет принимать лекарства, уснет — и будь что будет.

Он спустился на фуникулере в Нижний город, но вместо того чтобы сесть в троллейбус, пошел пешком к своему району. Он всегда любил ходить пешком.

У Парка радости сохранился кусок старого шоссе, этого монстра, рожденного, вероятно, в последних бездумных конвульсиях махины автодорожного строительства семидесятых годов. Должно быть, шоссе вело на мост, но теперь оно неожиданно обрывалось в воздухе в тридцати футах над Фронте-авеню. Шоссе было такое безобразное, что ремонтировать его не имело смысла. Так оно и стояло. Несколько кустов пробилось сквозь дорожное покрытие, а рядом поднялись здания, как ласточкины гнезда на утесе.

Это был самый отсталый район города с маленькими магазинами, базарчиками, закусочными и тому подобное. Все это пыталось героически сопротивляться всеохватному производству-распределению огромных предприятий МПЦ, через которые шло теперь девяносто процентов мировой торговли.

Один из таких магазинчиков находился как раз под шоссе. Вывеска над окнами гласила: «Антиквар», а выцветшая надпись на стекле возвещала: «Уникумы». В витрине стоял кривобокий глиняный кувшин ручной работы, кресло-качалка с траченным молью пледом и еще всякая всячина: подкова, часы с ручным заводом, какой-то загадочный предмет из маслодельни, фотография президента Эйзенхауэра в рамке, треснувший стеклянный шар с тремя эквадорскими монетами внутри, пластиковое сидение для унитаза, разрисованное маленькими крабами и водорослями, старый телевизор. Орр подумал, что именно в таком месте могла работать мать Хитзер. Повинуясь внезапному импульсу, он вошел.

Внутри было прохладно и темно. Одну из стен образовала подпорка шоссе — высокая бетонная плоскость, будто стена в подводной пещере.

Из-за теней, громоздкой мебели, подлинных и фальшивых древностей, равно никому не нужных, выплыла громадная фигура. Владельцем магазина был чужак.

Он поднял левый локоть и сказал:

— Добрый день. Хотите купить что-нибудь?

— Спасибо, я только посмотрю.

— Пожалуйста, продолжайте эту деятельность, — сказал хозяин своим ровным механическим голосом.

Он отступил в тень и замер.

Орр осмотрел старый веер, домашний проектор пятидесятых годов, груду журналов, оцененных очень дорого, взвесил в руке стальной молоток и восхитился: хороший инструмент, по-настоящему хороший.

— Сколько? — спросил он у хозяина.

Он гадал, откуда к чужаку попали все эти обломки старой Америки.

— Любая цена приемлема, — ответил чужак.

Гениальный подход!

— Я хочу вас спросить, что на вашем языке означает слово я х к л у?

Хозяин снова медленно выплыл вперед, осторожно передвигаясь среди хрупких предметов.

— Некоммуникабельно. Язык, используемый для коммуникаций с индивидуумами и не содержит соответствующих отношений, Джорджор.

Правая рука, большая, зеленоватая, похожая на плавник конечность, медленно вытянулась вперед.

— Тьюа’к Эпнпе Эннбе.

Орр пожал ему руку. Чужак стоял неподвижно, очевидно разглядывая его, хотя никаких глаз не было видно на его голове — если только это была голова. Есть ли вообще голова у этих существ? Орр этого не знал, но чувствовал себя очень легко с Тьюа’к Эпнпе Эннбе.

— Не приходилось ли вам встречаться с некой Лилач? — снова повинуясь импульсу, спросил Орр.

— Лилач? Нет. Вы ищете Лилач?

— Я ее потерял.

— Пересечения скрыты в тумане, — заметил чужак.

— В том-то и дело! — подхватил Орр.

Он взял со стола белый бюст Франца Шуберта примерно в два дюйма высотой.

Лицо Шуберта было спокойное и невыразительное — маленький очкастый Будда.

— Сколько за это?

— Пять новых центов, — ответил Тьюа’к Эпнпе Эннбе.

Орр достал монету.

— Есть ли возможность контролировать личность я х к л у, сделать такой, какой она должна быть?

Чужак взял монету и величественно шагнул к хромированной кассе, которую Орр принял за антикварный предмет, предназначенный для продажи. Касса звякнула.

— Одна ласточка не делает лета, — сказал чужак. — Многие руки делают легкую работу.

Он замолчал, очевидно, неудовлетворенный своей попыткой преодолеть коммуникационную пропасть, постоял с полминуты, потом подошел к витрине и точным рассчитанным движением достал одну из древних пластинок.

Это была запись «Битлз» — «С помощью друзей».

Чужак протянул пластинку Орру.

— Подарок, — сказал он. — Принят ли подарок?

— Да, — ответил Орр.

Он взял пластинку.

— Вы очень добры. Я признателен.

— Приятно, — сказал чужак.

Хотя его механический голос был абсолютно лишен выражения и внешность не менялась, Орр был уверен, что Тьюа’к Эпнпе Эннбе действительно приятно. Он и сам был тронут.

— Смогу проиграть на старом проигрывателе моего домоуправляющего, — сказал Орр. — Большое спасибо.