– Верно, – неожиданно отозвался Истрик, взглянув на него над очками. – Похоже на аффект, если судить по повреждениям…
Выходило, что следователь еще и успел ознакомиться с обоими делами.
Макар откинулся на спинку стула. Фотографии ждали его. Фотографии, которые ему предстояло изучить.
– Да, кстати. – Истрик выдвинул ящик и достал третью папку. – Дело Капишниковой. Я отлучусь ненадолго. Никуда не уходите.
Последняя фраза, очевидно, должна была означать повышение статуса Илюшина: с ним уже шутили. Но Макар даже не улыбнулся.
Он сидел над уголовными делами, делая выписки, пока не заметил, что за окном давно горят фонари. Истрик незаметно исчезал, неслышно возвращался; кто-то – вряд ли сам следователь – поставил перед Макаром чашку с горячим, хоть и жидким чаем, – пока Илюшин погружался все глубже, глубже и глубже.
В темноту.
Первой жертвой была старуха. Макар постарался выкинуть из головы текст, чтобы он не накладывался на материалы дела и не искажал увиденное, подобно линзе.
Нина Ельчукова. Семьдесят четыре года. Всю жизнь проработала гримером в театре. Занимала трехкомнатную квартиру на пятом этаже. Восьмого января открыла дверь человеку, который ее убил.
Соседей на четвертом не было дома – они уехали к друзьям праздновать Новый год. Если бы не их отсутствие, полиция прибыла бы на место преступления намного быстрее. Их вызвала соседка Ельчуковой лишь в семь, когда вернулась и заметила приоткрытую дверь. Убийство было совершено утром, между десятью и двенадцатью.
Оно сопровождалось разрушениями.
В комнате была опрокинута мебель. Пол усеивали осколки хрусталя и стекла. Преступник перебил сервизы, уронил стулья, перевернул стол. Издевкой выглядели два чудом сохранившихся маленьких стеклянных голубка, жавшихся друг к другу среди погрома.
Жертве были нанесены чудовищные повреждения. Истрик не зря упомянул аффект. Не было никакого смысла избивать беспомощную старуху – тем более что она потеряла сознание после первого же удара и вскоре была мертва.
Макару пришлось призвать все свое самообладание, чтобы обратиться к фотографиям.
К облегчению Илюшина, они не так ужаснули его, как он ожидал. Фотографии мертвой Светы Капишниковой подействовали намного сильнее.
Да, то, что он видел, было чудовищно. Однако Нина Ельчукова умерла быстро. А все остальное убийца творил уже с бездыханным телом.
«Нет следов сексуального насилия». Илюшин утвердительно кивнул самому себе: так он и предполагал. Мотив убийств – не сексуальный. И, очевидно, не удовлетворение жажды власти, поскольку ни одна из жертв не подвергалась мучениям. «Преступление без садистического компонента… Однако закономерность с выбором объектов нарушена».
Нина Ельчукова никак не походила на произвольно выбранную жертву. Преступник не встретил ее на улице, а проник в квартиру. Не мог он и выследить ее: в это утро Ельчукова не покидала подъезд. Ее беспокоило повышенное давление, о чем она сказала соседке, выйдя полить цветы на лестничной клетке. Сын ее давней подруги должен был привезти ей лекарства.
Двое жильцов сообщили, что около полудня к ним стучался мужчина, кричавший, что пришел с проверкой газового оборудования. Однако голос у него был странный, и в обеих квартирах ему не открыли: в одной подумали, что мошенник, в другой списали на пьяные безобразия подгулявшего соседа.
Следов взлома на двери Ельчуковой не было. Бывшая гримерша сама впустила убийцу.
Из квартиры пропали деньги и драгоценности.
Орудием убийства стала огромная ваза чешского хрусталя. Прочитав описание вазы – по иронии судьбы, одного из немногих предметов, уцелевших в погроме, – Илюшин глубоко задумался.
Следствие отрабатывало версию разбоя. Старуха начала что-то подозревать, и грабитель счел за лучшее избавиться от нее, пока она не подняла тревогу. Но убить человека, пробив ему голову вазой… К тому же удар был нанесен, когда преступник и жертва стояли лицом к лицу; экспертиза доказала это неопровержимо.
Ваза. Какой странный выбор.
Почему не нож? Не заточенная отвертка? Не удавка, в конце концов?
Илюшин вернулся к делу Светланы Капишниковой.
Эксперт предполагал, что девушка была зарезана либо ножом нестандартной формы, либо ножницами.
Что касается смерти Дмитрия Шеломова, орудие убийства было найдено. Рабочие, выкладывавшие площадку перед кафе, не уложились в срок, и перед входом была свалена груда брусков. Убийца подобрал один из камней. «А в книге ты, сволочь, эту деталь как-то упустил из виду», – подумал Макар.
Ваза.
Ножницы.
Камень.
«Ножницы – женское орудие преступления. Но чтобы вазой размозжить человеку голову, нужна большая физическая сила».
«Может быть, я ошибаюсь? – думал Макар. – Убийства совершены разными людьми? Предположим, четвертому откуда-то стало известно об этом. Он записал их…»
Однако эти рассуждения завели его в тупик.
Он не видел иного объяснения гибели Льва Котляра и Олега Юренцова, кроме попытки серийного убийцы скрыть следы.