Лярва

Так Лярва опустилась на последний возможный уровень падения и вслед за опытным уже Гинусом стала каннибалом. В этом и заключается третья причина их сытой жизни на кладбище. Ибо подобно тому как лев, вкусив человеческого мяса и став людоедом, уже не может остановиться и всем другим видам мяса предпочитает именно упомянутое, так и Лярва с Гинусом, воцарившись на кладбище, принялись громоздить ужас на ужасе и питать всё новыми жертвами мрачную славу, поползшую о них между бездомными и нищими города.

Вслед за первым случаем каннибализма вскоре последовал второй, ещё более чудовищный.

Глава 24

Въехав на взгорок, Волчара наконец завидел вдали огромное кладбище. Оно до самого горизонта тянулось справа от дороги, играя на солнце бликами от звёзд и крестов на надгробьях. Жаркий, напитанный испареньями размягчённого асфальта полуденный воздух клубился и дрожал вдали, размывая линию горизонта.

— Зря всё-таки ты меня потащила сегодня на кладбище, — лениво бросил он сидевшей рядом жене, пышнотелой даме средних лет с коротко стриженными рыжими волосами. — Как поминать-то будем в такую жару? Вон посмотри, никого, кроме нас, и не видно здесь, все сидят дома да холодное пиво пьют. Одни мы попёрлись какого-то чёрта, да ещё и в полдень жаркого дня!

— Ничего страшного, можно и без водки помянуть! — немедленно взъерошилась жена, обмахивая платком вспотевшее лицо и промокая жирный загривок, так как кондиционер в машине мужа не работал. — К твоему сведению, издревле на Руси умерших поминали едой, а не алкоголем. А тебе бы только водку или пиво трескать!.. Максим, мы подъезжаем. Ты не спишь там?

Она оглянулась на заднее сиденье, где со скучающим видом глазел по сторонам их сын, щуплый белобрысый парнишка восьми лет. Он был солидарен с отцом и предпочёл бы провести сегодняшний день во дворе с друзьями, чем жариться на кладбище у могилы прадеда, умершего задолго до его рождения.

— А сын твой, между прочим, на могилке-то ни разу и не был, — продолжала кудахтать жена, имевшая привычку на одно слово мужа отвечать десятью словами. — Да и ты сам последний раз был здесь года три назад, если мне память не изменяет. И это при том, что дед-то — твой родной дед, а не мой! Страшно представить, во что бы уже оградка превратилась, если б я, как дура, каждый год её не подкрашивала. И никто, вот никто не оценит мои старания!

На фоне развернувшегося пространного монолога жены Волчара тем временем свернул с трассы, въехал на территорию кладбища и принялся петлять по ухабистым грунтовым дорогам, с трудом припоминая путь к могиле своего деда.

Со времени бегства Лярвы из собственного дома, случившегося около девяти месяцев назад, Волчара её не видел и понятия не имел о её местонахождении. Он знал, разумеется, о совершившемся суде, о лишении матери родительских прав и о её бегстве — однако знал не от неё самой, а из прессы, широко освещавшей судебный процесс и вообще поднявшей переполох в обществе. Осторожность, сознание собственных преступных деяний над малолетним ребёнком и страх наказания заставили его прекратить все визиты к Лярве, и прекратить ещё на этапе досудебного сбора доказательств и опросов местных жителей полицией. Правда, поначалу, в конце осени, он ещё наведывался к своей собутыльнице и соучастнице и даже напоследок зачастил с насилиями над девочкой, — однако вскоре, в какую-то редкую трезвую минуту между беспрестанными возлияниями, вдруг осознал нависшую над ним самим опасность, спохватился и резко перестал бывать в доме на болоте. С тех пор он вёл себя тихо и почитал уже счастливо избегнувшим небесного либо человеческого возмездия.

— Вон он, наш памятник, левее чёрной мраморной стелы! — Жена указала ему направление. — И не стыдно тебе? Уже и забыл, по каким приметам находить могилу родного деда!

Волчара остановил машину, и они принялись переносить к могиле привезённые вещи и продукты. На деревянный стол, врытый в землю рядом с могильной оградкой, постелили газеты, сверху положили пирожки, бутерброды, варёные яйца и печенье, поставили бутылку водки и стаканы. Уселись на двух скамьях возле стола. Солнце жарило немилосердно, пот градом катился по лицам, рукам и спинам, однако столь очевидные неудобства не помешали опустеть первой бутылке водки уже через четверть часа. (Пил один Волчара, так как заранее условились, что на обратном пути за рулём будет находиться жена.) Затем была принесена и почата вторая бутылка, после чего отец семейства, наконец, принялся оглядываться по сторонам в поисках хоть какой-нибудь тени.