Либеллофобия

Ула – это я. Это меня он чехвостил. И не было сил шевелить губами. Оставалось только проворачивать в мыслях сценарий, где я отвечала: метко, хлёстко. А до яйца – ещё метра три вверх по истукану.

Это был экзамен для тех, кто изъявил желание остаться в отряде. Болен ты или ранен, устал или вообще девчонка – на исходе десятого дня будь любезен доказать, что выдержишь. Иначе больше не пустят в тёплое чрево землярки – и опять ползи, ковыляй по измазанным сажей пустошам, от хутора к хутору, с протянутой рукой. Пока не издохнешь.

Истукана Волкаш будто нарочно выбрал самого кривого и трухлявого. Хотя почему «будто»? Шчеров презирали на болотах, и Баушка Мац потребовала, чтобы атаман не давал мне поблажек, иначе его обвинят в кумовстве. Нас было только два шчера в отряде: Волкаш и я. Иногда казалось, на презрении к паукам и держится весь этот братский дух карминцев. Через раз там, где я хваталась, гнилая древесина крошилась прямо в пальцах и лезла под ногти. Добыть яйцо было не то, чтоб совсем невозможно. Просто, положа руку на сердце, не подходила я для жизни такой.

– Ула!

А это уже был не голос Волкаша.

– Эй, У-ула! – рядом с моей рукой шлёпнулась дохлая блесклявка. Лопнула, электролит плеснул мне на руку и обжёг. Я соскользнула на полметра назад. Вот мелкий засранец, а?

– Уйди, Чпух, дай ей закончить, – приказал Волкаш.

– Да какое! Это… Ты бы видел, чего она там натворила! Ула, слезай сюда! Улища-а!

Яйцо было уже у меня в руке, когда новая медуза обожгла затылок. Сверкнуло в глазах, и только успела подумать, как хорошо, что Волкаш обвязал меня страховкой… как полетела вниз. И что-то слишком быстро я ухнула – для тела на верёвочке. У самой земли тряхнуло – дух вон, яйцо вдребезги! – и обвязка впилась в пах. Меня швырнуло о склизкий бок истукана и шмякнуло в ноги Волкашу.

– Ты не ловишь!

– Может, эзеры тебе ручку подадут, если упадёшь? – парировал он, и я смолчала. – Ты в партизаны метишь или в кордебалет? Скажи спасибо, что у земли подхватил.

Он вытряхнул меня из обвязки, и я не смела глаз поднять, пока сворачивала манатки. Ни к чему раздражать атамана сопливым носом. Что-то скажет Баушка Мац, когда увидит разбитое яйцо? Волкаш прямо заявил с утра: из паучьей солидарности покрывать не будет. Здесь приходилось рассчитывать только на себя, на удачу и на чужую жалость. Главного оружия, которым могли похвастать молоденькие девчонки, у меня не было. Ни кожи, ни рожи.

– Улища-стращилище… – ворчал Чпух, шелестя тентаклями по тропе к землярке. – Проклят будь тот вечер, когда мы с Баушкой Мац забрели в город. Надо было бросить тебя мародёрам!

– Так бы тебя и послушали, – огрызнулась я, дрожа.

– Влетит тебе, восьмилапая. Чего там творится! Твой этот… кибер-как-его! Винслоух и Санчоус его испытывали. Ну, и пушка со смолой протекла, крючки заклинило, всех током шваркает!

Я припустила быстрее Чпуха, у которого ног было в десять раз больше. Чёрт, ну, хоть бы раз, хоть бы раз – ради разнообразия – сработала моя мехатроника. Ведь перепроверила каждую заклёпочку, каждый шпунтик. Вот и рыхлая кочка над жижей. Землярка раззявила пасть, но не успели мы прошмыгнуть внутрь, как навстречу вылетел шматок паутины и обжёг плечо.

– Видишь?! – крикнул Чпух и просочился в земляркину пасть по стеночке.

Я последовала за ним. Обычно землярка нас не замечала. Был ли кто внутри или нет – она рыла себе и рыла ходы под землёю да под болотами. Но в тот вечер землярка нервничала и тряслась, пол ходил ходуном. По чреву летали куски паутины с каплями феноло-формальдегидной смолы. Это карболайзер Санчоуса разбрасывал их бесконтрольно: спусковой механизм заклинило. В углу трясся караульный, облепленный жидкими пулями.

– Винслоух, сбрасывай крючки с тентаклей! – я попыталась изловить клубок из партизан, визга и паники, но только сама зацепилась и порезалась.

Их было двое в моей первой модели кибердоспехов. Я занимала руки по вечерам, чтобы не раскисать. Доспехи крепились к тентаклям и атаковали отчасти по воле хозяина, отчасти по разумению программы, когда скорость реакции решала. Магазин карболайзера я начинила пучками шёлка из своей паутины, а Волкаш подсказал, как вывалять их в смоле. Вот только теперь думалось, атаман скажет, что он тут ни при чём. Санчоус, сам от себя в ужасе, разбрасывал чёрную гадость и держал в страхе весь отряд. Эзеры уж точно не смогли бы взять такого голыми руками. Он визжал и катался по полу, потому что в волосах у него застряли тентакли напарника.

А землярку штормило. А с полок сыпались горшки. А Чпух вертелся под ногами и подначивал.

Я схватила Санчоуса, чтобы оттащить. Он завопил громче:

– А-а-а! Волосы, дура, волосы!

– Когти не втягиваются! – верещал Винслоух, и его тоже пришлось отпустить.

– Сейчас. Я сейчас. Только спокойно.

Тентакли Винслоуха усеяли обоюдоострые крючочки. Прелесть, что такое! Но было бы хорошо, если бы крючки вовремя втягивались, а не приковывали тебя к добыче навеки. Я собрала отдельный механизм для каждого, и вот. Усложнение ещё никогда не сулило ничего хорошего.