– Ты клялся, что на моей стороне. Помнишь?
– Я на Вашей стороне.
Ступая по осколкам бокалов, ть-маршал покинула трактир. Берграй выдохнул и присвистнул:
– Ещё не поздно бросить эту затею с Тритеофреном. Полосатая Стерва уже на грани.
– История чтит погибших идиотов, Берг. А не умников, которые опомнились и передумали.
– Так куда мы идём? Что Крус говорит?
– В Римнепейские горы. Точнее не вычислить.
– М-да. А красивая шчера, – вдруг вспомнил Инфер.
– Кто?
– Ула.
– Кто? – переспросил Кайнорт.
– Да ну тебя.
Бритц неистово тёр глаза и переносицу.
– Берг, у меня проблемы сыплются чехардой, какая ещё Лула?
– Новенькая девчонка, которая принесла кровь. Это она была со мной на видео с бахаонами. Красивая, говорю, даже несмотря на шрамы.
– Ну, так оставь её в покое, раз понравилась.
Инфер встал и оправил форму.
– Я принесу ей извинения за вчерашнее.
– Ну, да. Ей сразу полегчает. А ещё отпусти на свободу, верни убитых родных и отстрой деревню краше прежней.
– В моей власти только сделать её своей ши.
– Очень цинично – извиняться перед тем, кто в положении твоей вещи. Единственное, чем хозяин может расположить к себе рабыню, это исчезнуть.
– Слушай, а ты правда мог бы стать контрицием Прайда Сокрушителей.
– Да, а извиняться ты собрался в надежде на что? – Бритц подпер косяк, перекрывая выход.
– В смысле?
– Ну, на что ты надеешься после? На добрые отношения, на сердечную дружбу? И кстати, есть у неё право послать в жопу твои извинения? Или достаточно формального примирения, которое она изобразит, потому что… ну, а какой у неё выбор?
– Кай, да чего ты завёлся? Ты даже имени её не помнишь!
– Для неё же лучше. А чем ты заслужил доброе отношение и сердечную дружбу, Инфер? Тем, что среди прочих тварей ты временами не такая мразь, как остальные? И всё?
– Она должна знать, что не все эзеры мрази. Что среди нас есть…
– …среди нас есть эрзац человеков, – спаясничал Бритц. – И чаще на словах, а не на деле.
– Довольно меня воспитывать, – отрезал Берграй, прорываясь на улицу. – Ты уже давно не мой опекун.
Бритц закурил в одиночестве у помойки. С порога трактира на него смотрел истерзанный кроссовок. Кайнорт поднял бедолагу. «Рю Мизл», лимитированный выпуск из кремовой замши и полиуретана. Кроссовок зевал подошвой, грустно свесив шнурки. Эзер проводил его в последний путь – в контейнер с надписью «Биологические отходы».
Он постоял ещё, поразмыслил над полиуретаном и выудил кроссовок за шнурок из мусора. И перебросил в бак для пластика.
«Мне нужен психиатр»
Опять достал кроссовок, отодрал замшевый верх от резиновой подошвы со звуком разрыва сердца и разбросал части по разным контейнерам.
«Мне нужен очень хороший психиатр»
Уже в трактире он понял, что перепутал и бросил всё не туда.
* * *
В благодарность за вчерашний кисель я вызвалась отнести в трактир кровь вместо Язавы. Что там творилось! Гнев богини, каким его изображают в опере. Под звон стекла Берграй Инфер сверлил меня взглядом. Нет, женщины тоже пялились, как всякие красавицы, пленённые чужим уродством, но этот… Любопытство Берграя вылизывало с ног до головы, забиралось под комбинезон. Он меня узнал. Видно, рассчитывал прижать где-нибудь, чтобы добить из мести. Ведь я пустила ему крови гребнем, и он, должно быть, думал, что имеет право.
Меня снова ждали бахаоны. Оглядываясь, как вор, я присела возле портала. Рама под моими ладонями была совершенно гладкая, на постукивание отвечала глухо, как цельнометаллическая литая болванка. Всё, что я разузнала, это состав: гидриллий, будь он проклят. Мираж идеи забрезжил вдруг, но его спугнули:
– Ула!
Меня так и отшвырнуло от забора. Навстречу шёл Берграй. Не знала, видел ли он, как я стучала по порталу.
– Ула, подойди, – низкий повелительный тон действовал, как яд паука на муху.
«Пауки же едят насекомых! А не наоборот. Да, пап?»
Я подчинилась. У Берграя были синие глаза, такие чистые, каким не бывает даже море на картинах. И чёрные волосы, которые давно следовало подстричь.
– Что ты делаешь за контуром?
– Исправляюсь, господин Инфер.
– Я освобождаю тебя от дополнительной работы.
– А кто причешет бахаонов? – я ещё не представляла, во что ввязалась, переча капитану на его родном языке. – На закате им в дозор. Если я всё брошу, кому-то другому придётся это сделать. Позвольте пройти.
– Ула, стой. Я напугал тебя вчера. Думаю, нам обоим повезло, что ты сбежала. Чтобы загладить вину, я сделаю тебя своей ши.
– Нет, пожалуйста, я не хочу!
Довыпендривалась. Нужно было уйти сразу, пока ему не пришло в голову устроить меня домашним питомцем.
– Обещаю не пить твоей крови, Ула. Клянусь.
– Зачем тогда вам ши?
– Для личных поручений. Обычно я не трогаю хрупких девчонок, но вчера был случай исключительный. Рой-маршал Бритц сблефовал на тренировке, я взбесился. Этого больше не повторится, – Берграй улыбнулся, и солнце нарочно заиграло на его зубах. – Меня убивают не чаще раза в сотню лет, и следующую инкарнацию ты, вероятно, уже не застанешь.
А, ну, это был веский аргумент. Кроме того, у карминцев с недавних пор тоже прижилась традиция винить во всём Бритца. От снижения яйценоскости бриветок до похмелья.