Либеллофобия

– Ты что! Экстренная помощь хозяину, – она процитировала Инфера. – Противление карается смертью.

– Но ведь ты знала, что он убьёт.

– Ты смешная, Ула. Так хоть есть шанс, что напьётся и придёт в себя, отпустит с богом. А над хрусталём у палача болтаться приятного мало.

Но ведь я не болталась.

– А ты видела, чтобы кого-то подвешивали?

– Нет, но все только об этом и говорят. Такие, как мы с тобой, с одним ошейником, здесь самые бесправные. Мы принадлежим домену. Конкретно – домену Кайнорта Бритца. Нами могут питаться все, кто пожелает. Приказывать – тоже. Гляди в оба! Доктор Изи напоминает им всем, чтобы не трогали мелких, а на деле… сама видишь.

От Язавы я узнала всё об ошейниках и браслетах. Здесь была целая рабская стратификация. Те, кто носил ошейник и браслет особого цвета, были чьими-то личными рабами. Частной собственностью. Донорами-ши. Или изредка – очень ценными специалистами. Только желание хозяина защитить, вылечить или накормить могло спасти личного раба. Хозяин обеспечивал ему «прожиточный минимум»: кров, одежду, столько-то граммов еды на килограмм веса, столько-то дней отдыха между сдачей крови и такой-то лимит на лечение. Сломал бедро – молись, чтоб само срослось, хромай после. Свернул шею – лежи, жди, пока не издохнешь сам. Даже за эвтаназию хозяин иной раз жался платить. По словам Язавы, ши жили плохо и недолго. Кроме того, решение взять раба на личное попечение чаще диктовалось не желанием помочь, а сексуальным желанием. Так, положение чьего-то ши было практически синонимом постельной игрушки.

– Поэтому ши Лимани такая злобная, – закончила Язава.

– Потому что Бритц заставляет её спать с ним?

Она рассмеялась недобро:

– Потому что нет.

– А кто такие – с браслетом, но без ошейника? – я вспомнила Ёрля.

– Наёмные. Это бывшие рабы. То есть, получив свободу, ты можешь уйти, но обычно некуда, потому что насекомые сожгли твой дом… И ты остаёшься на прежнем месте: тебя больше не имеют права кусать без спроса, платят настоящими деньгами. Мало, даже символически. Но работодатель отчисляет налоги на твою страховку или обучение. Лично я здесь, кроме Ежа, наёмных не видела. Это должен быть кто-то исключительный.

Мы возвращались в темноте. На крыльце, руки в боки, стояла коренастая шчера, похожая на архивариуса, и загораживала проход.

– Угу, – вызывающе прищурилась она. – Так это ты, сучка, подвинула мою кровать?

– Прости, Лимани. Я представляла тебя иначе и думала, тебе позволено спать в ногах у хозяина.

Если быть честной до конца, я отрепетировала эту фразу по дороге. Язава предупредила, что кое-кто будет мне не рад.

Нападения не последовало, потому что за моим плечом стояла старшая смены. Лимани круто развернулась и залезла с ногами на свою койку. Шчера в дальнем углу испуганно тянула на себя одеяло и таращилась на нас огромными, как озёра, глазами. Молчаливая четвёртая соседка – с широкими плечами и добрыми чёрными глазами – хлебала вечерний биокисель. У неё была чистая шея без следов укусов и довольно здоровый, даже пухлый вид на нашем фоне. Она представилась: Тьель. Все взялись за миски, а моей нигде не было. Я не ела с раннего утра. Последний чай случился у Баушки Мац и казался далёким, как другая галактика. Ладно, я уже знала, что для меня и четверо суток – не предел. И просто забралась в постель.

– Ёж не занёс её в списки, – догадалась Тьель. Я не пошевелилась, но стало приятно, что кто-то побеспокоился.

– Лимани, пойдёшь мимо кухни, напомни о новенькой, – распорядилась Язава.

В ответ ни звука.

– Лимани, слышишь? Я сегодня болею.

– Если хозяин забыл покормить суку, она кладёт морду на лапы и ждёт следующего утра.

Это было туше. Близко над ухом звякнула миска, и меня осторожно толкнули в плечо:

– На-ка, – сказала старшая.

– Спасибо, не хочется есть, – соврала я.

– Не кобенься. Время сдавать кровь для Хокс, давай, давай, ешь. Нам тут обмороки не нужны.

– Сдавать для Хокс? Мы же не в её домене.

– Вчера кто-то из нашего домена покусал чужую, – полушёпотом объяснила шчера с глазищами. – С нас теперь оброк – по сто миллилитров с носа.

Мне помогли с кровью. Сдавались я, глазастая Йеанетта и пухлая Тьель. Всего-то один пакетик, а ноги ослабели. Все эти иглы, замеры пульса, пробирки и тампоны с антисептиком не вязались с тем рабством, о котором я читала в учебниках по древней истории. Цивилизованное нео-рабство выглядело странным: именно потому, что хозяева понимали, что в конечном счёте мы все здесь равны. И пытались устроить эксплуатацию людей по-человечески. Но ведь это невозможно сочетать, оттого выходило ещё уродливее, чем в дикие времена.

Лимани развалилась на койке и всем видом показывала, что она не с нами. Девочки перехватили мой взгляд:

– Ей не надо сдавать в общак, – объяснила Тьель. – Она ведь ши. Ну, ничего. Завтра и ты передохнёшь.

– Почему?

– Завтра сдают в холодильники Бритца и двух его инженеров, а они с мелких не берут. А потом – неделя оброка с мужских бараков.