Критики могут также предполагать, что выделяемые из общины наделы были недостаточно велики для эффективного хозяйствования. Учитывая советскую любовь к гигантским предприятиям, критики могли добросовестно верить, что это серьезный аргумент против реформ. Но ведь нет ясности не только в вопросе о наилучшем режиме прав собственности для конкретных ресурсов, но и в вопросе об оптимальной величине сельскохозяйственного предприятия. Можно предположить, что единого оптимального размера вообще не существует. Все зависит от возделываемой культуры, особенностей почвы, рельефа местности, доступности рынка, используемых технологий посева, пахоты и сбора урожая, а также от личных достоинств владельца. Частная, исключительная собственность на легко отчуждаемую землю позволяет тем, кто верит в преимущество крупного хозяйства, проверить свою интуицию. При полной отчуждаемости земли и наличии правил, создающих условия для развития ипотечного кредитования (два момента, в которых реформа, как мы увидим, оказалась не на высоте), хозяйства могли развиваться до оптимально подходящего размера. А между тем, поскольку надежды правительства на повышение урожайности полностью оправдались (как мы убедимся в следующей главе), реформы позволили крестьянам укрепить свой материальный достаток, несмотря на все арифметические выкладки.
4.
В советской историографии было принято в связи с этим говорить о «мобилизации надельных земель»[500]
и о «процессе дифференциации крестьянства»[501]. И в этом они были правы. Если экономика развивается так, что падает спрос на сельскохозяйственных рабочих и повышается спрос на несельскохозяйственную рабочую силу, то открывшаяся возможность избавиться от земли позволяет крестьянину получить за нее деньги и перебраться в город. А рынок земли создавал возможность оптимизировать размер хозяйства.Отношение советских историков к этому вопросу было двойственным. Движение к капитализму – это движение к социализму, а потому, в конечном итоге, дело хорошее. Но поскольку, с их точки зрения, капитализм плох, процесс нужно описать в таких словах, которые представят его в отрицательном свете. «Процесс концентрации земли в руках сельской буржуазии очевиден»[502]
. Но если исходить из того, что благосостояние растет с повышением производительности и что в целом повышение размеров хозяйства способствует росту производительности (правдоподобное утверждение для России начала XX в.), тогда непонятно, почему нужно фыркать на то, что в результате продажи земли повышался средний размер крестьянских хозяйств: ведь на горизонте не было даже признаков монополизма и соответствующих извращений логики хозяйствования. И картину не меняет то, что у продавцов обычно было меньше земли, а у покупателей – больше: продавцы явно сочли, что им выгоднее продать землю. И реформа позволила им сделать это.Неудивительно, что среди продавцов было много семей, которым не хватало рабочих рук для эффективного хозяйствования – вдовы и слишком старые либо недееспособные крестьяне. Реформы не только позволили им продать свою землю, но, поскольку у них в среднем было больше земли, чем им нарезали бы при очередном переделе, реформы еще защитили их от последствий передела (независимо от того, продавали они землю или сохраняли ее)[503]
.5.