Либерия

А по весне затеял государь наш Борис Федорович росписи на стенах кремлевских палат подновить. Собрали по всей Москве самых искусных богомазов да в Кремль отправили. И я, стало быть, сподобился. Трудился в средней палате, что Золотой еще зовется. Стены там росписью покрыты давно, еще при царе Иване. Дивные, я тебе скажу, там картины! Только рисунки местами истерлись, а то и вовсе осыпались. Вот мы их и восстанавливали, а где и новое писали.

По монастырям не уходили, ночевали в палате на сенниках, чтобы с утра, помолясь, сразу за работу приниматься. Вот там-то я случайно и нашел потайную дверку, да, никому не сказавши, ночью спустился в подвал. Свечку запалил и пошел по лесенке, а потом по низкому сводчатому коридору, — отец Сергий замолчал, словно собираясь с духом, а Алексей заметил, как дрожит его рука, сжимавшая четки. — Страшно было. Веришь ли, Лексей, так страшно, что ровно изморозью всего охватило. Зубами стучу, а назад не поворачиваю. Молиться начал, ну, тут полегчало маленько, но все равно жутко. По стенам коридора черные тени мечутся, скрипит что-то да хлюпает, а вдалеке хохот дьявольский чудится. Коридорчик низенький — голова в потолок упирается, свод-то давит, душит, чудится, вот сейчас прижмет совсем, сплющит. Нечисть со всех сторон рожи корчит, а я дрожу, но назад не поворачиваю, молюсь только истово, и вроде, отступает нечисть-то.

Два раза в тупики упирался, вертался и снова шел. Уж свеча оплывать начала, а в меня самого словно бес вселился, да на веревочке тянет. В голос молитву творю, чтобы страх свой побороть. Ну, и дошел, стало быть. А как дошел, так и исчез страх-то, как его и не было. Вижу — две двери, сбитые из дубовых плах, поперек них цепи натянуты и на вислые замки заперты. На тех замках свинцовые печати с буквицами, а что за буквицы не понятно. Вроде бы, и наши, а в слова не складываются. В дверях окошки проделаны, ни решеток, ни запоров на них нет. Я в окошко-то руку со свечой просунул и заглянул. Смотрю, хоромина большая, по стенам в два ряда сундуки стоят, а над сундуками полки с книгами. Ну, думаю, нашел. Так обрадовался, что даже про страх забыл. Давай дергать за замок, может, думаю, цепь проржавела, и удастся ее порвать. И тут случилось что-то, словно молния в голову ударила — вспыхнуло все, и тьма наступила. Ничего больше не помню, ни как наружу выбрался, ни почему аж за Неглинной оказался. Три дня по подземелью блуждал, а в памяти ничего не осталось, — Отец Сергий перевел дух, вытер рукавом выступивший на лбу пот и посмотрел на Алексея. — Вот с той поры у меня рука-то и отнялась, а волосы седыми стали. Долго я без памяти лежал, спаси Бог Никиту-кузнеца, что меня подобрал. Выжил я, а пошто — не ведаю.

— Значит, ты в самом хранилище не был? — задумчиво спросил Алексей. — А с чего же ты решил, что книги там бесовские?

— Не знаю… — пожал плечами монах. — Нутром почуял. Там по коридорам, словно тьма сочится и смрадом, как из ада тянет. Страшное место.

— Я верю тебе, но выхода у меня нет. Где та потайная дверца?

— Ну, ты сам решил, — отец Сергий сокрушенно покачал головой. — Жалко, коли сгинешь, но, может, Бог тебя и убережет. Меня, вот, уберег… а, может, и наказал. Дверцу ту найти просто. Как войдешь в Золотую палату, так по правую руку ищи нарисованного на стене семиглавого дьявола, над ним стоит фигура, как бы человека или, может, ангела, фигура эта Жизнь называется. В одной руке у нее копье, а в другой — светильник. Он, вроде, из стены маленько выступает. Нажмешь на светильник — дверь в стене и откроется. По лестнице спустишься, пойдешь по коридору прямо, пока до поворота направо не дойдешь, дальше еще один поворот направо. Коридорчик за ним низенький, но длинный. Он-то в дубовые двери и упирается. Только без толку это, замки там, без ключа не откроешь, да и печати заговоренные, видать.

— Ну, я придумаю что-нибудь, — обрадовано сказал Алексей, с души у него, не то что камень, кажется, целая гора Фудзияма рухнула. — Спасибо, тебе, отче. Ты меня, можно сказать, спас. Не падай духом, думаю я, что нет на тебе никакого греха, и Бог тебя не наказывал. Рука после болезни могла отняться. Попробуй левой рукой креститься, да и писать тоже можно научиться левой.

— Как же это? — удивился отец Сергий. — Чай левая-то сторона нечистая, за левым плечом бес стоит. Как же левой-то рукой крестное знамение творить, да образа писать?

— А если, например, воин в бою правую руку потерял, то ему левой тоже креститься грешно? — спросил Алексе. Уж очень ему хотелось хоть немного подбодрить иконописца.

— Так, то в бою… — с сомнением пробормотал монах, но лицо его просветлело, а в глазах появилась надежда. — Нешто, и впрямь, попробовать…

— Попробуй, попробуй. А коли сомневаешься, у отца Софрония разрешения спроси. Спаси Бог тебя, отче! — Алексей поклонился задумавшемуся иноку и поспешил к выходу.

Глава 16

Лапша сидел на лавке, мрачно уставившись в пол, мял в руках лисий треух и истекал потом. В хорошо натопленной избе было жарко, а шубу снять он забыл.