Личные истины

Фрейдизм возможен только в обществе, которое теснейшим образом связывает грех с жизнью тела и в особенности стихией пола. В этом смысле он проявление больной совести, переиначенный вопль: «Кто избавит меня от тела смерти сего?!» Вообще следует заметить, что цинизм как утверждение темных или скрываемых сторон жизни может быть проявлением стыда. Бесстыдство может быть признаком внутреннего нравственного разделения (бесстыдник нуждается в самооправдании, и чем громче его голос, тем сильнее может болеть его душа), хотя насчет большинства бесстыдников не следует обольщаться.

***

«Он правдиво выразил свою душу». Тот, о ком это можно сказать, искупил все свои литературные грехи и принадлежит искусству настолько, насколько это возможно. Искусство не вымысел. Цель искусства есть правда о человеке.

***

К гению подходят слова кн. Бытия о духе над бездной. В нравственном смысле он действительно над бездной,  и в каждое мгновение может упасть. Он выше добра и зла, но не потому что они «условны», но потому что для него они равно возможны. Гений

нравственен добровольно, вот смысл его пребывания над добром и злом. Его верность добру свободна, но потому и угрожаема. Маленький человек не выбирает: он либо рождается добрым, либо становится дурным от обиды на мир, порожденной недостатком воли и способностей; в гении же «Бог с дьяволом борется», достаточно вспомнить Достоевского. – По поводу нравственности можно сказать и больше: добро есть то, что выбирается свободно; нельзя быть добрым по принуждению (злым – сколько угодно). Нравственность добровольна или не существует вовсе.

***

– Вы пишете для себя?

– Плохой вопрос. Так же можно спрашивать о том, для себя ли я живу.

– А для кого же еще, как не для себя?

– Для себя? Разве можно пожелать себе рождения, обретения личности и потом смерти? Нет, для себя

не живут, и творчество тоже не бывает для себя.

***

Весь век проповедовали «бессознательное»; а жизнь-то и в самом деле бессознательна, в смысле «полюби жизнь прежде смысла ее», как сказал Достоевский. Все естественные душевные движения и источники творчества бессознательны; но не там искали… Человек как существо, творящее вопреки среде и себе самому, внутренне противоречивое и потому свободное, – этот предмет слишком широк для искателей «бессознательного».

***

Чтобы иметь смысл, история должна быть бесконечной, т. е. вечно неоконченной. Всякий «конец истории» не венчает ее, но обессмысливает. Смысл жизни и истории, как жизни человечества, в бесконечном приближении к недосягаемым целям.

***

Ребенка отличает краткость и острота переживаний, именно поэтому ему несвойственны страсти. Он не бесстрастен, но никакое влечение его не подчиняет надолго. Ребенок вообще больше ожидает, чем вспоминает; страсть же как длительное и глубокое чувство находится в родстве с воспоминанием.

***

Высокие мысли часто достигаются глубочайшим душевным упадком, но я никому не посоветую этот способ. В отчаянии вообще есть нечто возвышенное, чего лишено довольство. Отчаяние есть отказ от временного утешения; его взгляд подымается выше мимоидущих вещей.

***

Время свободы всегда время лжи. Свобода не царство истины, но время наибольшего противостояния между истиной и ложью. «Равные возможности для всех» суть преимущества для самых проворных и неразборчивых, а ложь проворна и неразборчива в своих средствах. Значит ли это, что ради правды следует отвергнуть свободу? Напротив: правда в своем наиболее чистом виде производится столкновением с явной и настойчивой ложью.

***

В качестве собеседника слушающих я взял за правило не повышать голоса и «не оспоривать глупца», во всяком случае в литературе. Известные слова жгут тем более, чем тише и проще сказаны. Тот, кто хочет быть услышанным, обязан говорить тихо.

***

Истина – то, что вызывает любовь и ненависть одновременно; бесстрастие к ней не приближает.  «Радости, желания, печали и страхи», вопреки Платону, на самом деле делают то, чем они вызваны, «предельно ясным и предельно подлинным», но только в своей последней и очищенной глубине.

***

Чтобы получить то, что ценнее жизни, самое жизнь нужно отдать. «Это не Теология, это Арифметика», как сказал бы Карлейль. Для того, кто не верит в ценности выше сей жизни, в мире остается только отчаяние.

***

Творчество требует от творца отдать свою жизнь, и прежде всего надежду на счастье. Мечта о наибольшем счастье наибольшего числа людей есть мечта о смерти творчества. Искание счастья – дурное побуждение; всё, чего человек ищет для себя, никогда не задерживается в его руках; оно оставляет только горечь и воспоминание о мгновении обладания. Скупой Рыцарь – только самое приземленное воплощение искателя счастья; он комичен; но вовсе не комичен Свидригайлов – тоже искатель своего рода счастья для себя.

***