Личные истины

Современное познание имеет в основном статистический характер. Мудрость не поддается количественному измерению и, что еще важнее, ни на что не смотрит как на средство и ни для чего не может быть целью, что делает ее непривлекательной для времени, которое мыслит о вещах настолько, насколько они могут быть средствами к достижению целей. В «целевом мышлении» есть что-то безнравственное. Что ни говори, оно предполагает употребление не нами созданного, и более того – взгляд на мироздание как на неизмеримое количество могущих быть потребленными вещей. Как ни печально, надо признать, что рациональный взгляд на природу и потребительство как общественное явление имеют один корень, ибо кто же рациональнее смотрит на вещи, чем потребитель? И здесь наше общество определяется самым невесомым и маловажным с точки зрения современности – своими верованиями и убеждениями. Мы то, во что верим.

***

Движение ложное и неодолимое, как, например, «прогресс» – всегда угроза для совести, т. к. его неодолимость соблазнительно принять за истинность. «Что мы не можем или не решаемся остановить, особенно если оно нам приятно – то и истинно». Таким образом любовь к истине подменяется следованием силам, которое, правда, предпочитают прикрывать, говоря о «покорении» этих сил. В действительности всё как раз наоборот: прогресс, скажем, состоит не в покорении человеком сил природы, но во всё большей его зависимости от силы безудержного, бессмысленного развития во имя развития, перемен ради перемен, прибыли ради прибыли. Самое главное здесь – приучить человека не задавать вопросов о смысле с ним происходящего, научить принимать все события жизни в такой простоте, будто и спрашивать не о чем. Это великое дело – отучить человека от вопросов и размышлений и все силы его направить на неосмысленную деятельность ради чьей-нибудь, но никогда не его собственной

пользы.

Чем ослепительнее истина, тем менее она заметна, тем легче заставить людей не замечать ее. Достаточно только пустить человеку немного свету в глаза, чтобы он почувствовал себя достаточно «просвещенным» для того, чтобы не видеть главного Света. Или, говоря иначе, голос истины громок, но достаточно добротного, постоянного шума для того, чтобы этот голос заглушить. Истину зачастую не нужно опровергать, от нее достаточно просто отвлечь. Именно так удалось отвлечь человека новейшего времени от мышления – не «научного» или какого-нибудь еще, а от взвешивания доводов и поиска истины как такового.

Чтобы начать мыслить по-настоящему, нам потребуется перво-наперво освободиться от т. н. «научного мышления», то есть мышления «ни о чем», в категориях, никак не затрагивающих человека… Нужно отказаться от хваленой «беспристрастности», за которой скрывается самая обыкновенная нетвердость в нравственных понятиях. Словом, надо из «людей науки» стать просто людьми. Говоря это, я понимаю, что предлагаю самое немыслимое… Однако до тех пор, пока мы снова не научимся задавать вопрос: «Что это будет значить для моей души?», беды нас не оставят…

***

Всё, к чему ни прикоснется разнимающее мышление, расползается гнилыми нитками. При достаточной умственной честности, человек науки не может иметь и мировоззрения: только взгляд на происхождение его взглядов в зависимости от известных влияний

. В области человеческого эта неспособность видеть цельные силы и явления особенно мстит за себя. «Научное» разрешение нравственных вопросов может быть, как говорил Достоевский, только разрешением их с точки зрения силы. Наука велика, но велика на своем месте. «Научного» суждения о человеке быть не может, т. к. «человек» для науки есть только равнодействующая внешних сил, итог бессознательных процессов, а его личность – любопытная иллюзия. Всё это не умаляет заслуг науки в области, законно ей принадлежащей, но эта область ограниченна. Думаю – как ни кощунственно для современности это звучит, – что для того, чтобы вывести умственное развитие человечества из опасного тупика, нужно освободить его от пут научного мышления о неподвластных науке вещах.

***