Личные истины

Есть удовольствие во всяком противодействии, в проявлении душевной упругости вообще. Для своего здоровья душе нужно стремиться и преодолевать. И счастье дается чувством непрерывного внутреннего движения; и смерти мы боимся как остановки стремлений; того же корня тяга к внешнему движению и пространству, вообще к воле и широте.

***

Чем более низменно объяснение, тем больше в нем видят правды. Говорит ли это о низости истин или о низменности умов? Материализм в общепринятом смысле есть искусство низменных объяснений. Психологически и нравственно он покоится на неблагородстве, т. е. способности верить дурному. Иначе нельзя объяснить внимание, которое материализм уделяет всему стыдному и принижающему человека. Играя словами, можно сказать, что из всех суждений он признаёт только

осуждение, и из последнего делает всеобщее охуждение. «Только дурное, – то есть то, что противоречит высшим желаниям и ожиданиям человека, – и есть правда», так можно выразить этот взгляд.

***

Личность, вполне отдающаяся наслаждению, со временем упразднится. Удовольствия имеют уничтожающий характер. Оглушенная ими личность перестает откликаться на зов души. Высшие душевные удовольствия, несмотря на свое название, мало имеют общего с низшими. В них обычно растворена доля чего-то совсем несродного чистому наслаждению. Таково переживание красоты, в котором неотделимо присутствует печаль. Душевные радости – радости чистые, в них нет «темной сладости», избавить от которой просит молитва в словах: «И соблюди насъ отъ всякаго мечтанiя, и темныя сласти кромѣ».

***

Способность разочаровываться говорит о низости или усталости ума, тогда как в ней видят спутницу развития и познаний. Разочарованный утомился познанием, но это не значит, что он что-то познал. Он всюду видит повторение и для него «нет ничего нового под солнцем», но смыслом обладают только неповторимые предметы, так что разочарование убивает смысл. Он, может быть, и прячется в вещах, но разочарованный и усталый его не увидит. Для поэта и философа, напротив, все вещи случаются в первый и последний раз, только потому и осмысленны.

Мудрость разочарованного – самоутешение отказавшегося от дорогого подарка, который чувствует соблазнительность дара, но принять не хочет или боится. Он отходит, внутри сожалея, а вслух рассуждая о никчёмности дара. В ядовитой мудрости отказавшихся – зависть к принявшим дар.

***

Всё прекрасно, а посему осмысленно. Лучше всего это знает молодость, для которой прекрасно просто быть. Призрачен ли этот смысл? Творчество им вдохновляется, не задумываясь над этим; кажется даже, что другого вдохновения, кроме идущего от этого смысла, и нет.

– Но очарование красоты проходит вместе с молодостью. Что вы на это скажете?

– Я скажу, что молодость права.

***

Человек не только любовник, его назначение выше, поэтому и к обязанностям любовника он должен относиться со стыдом, сколько бы восторгов в них ни было. Стыдно ведь всё, что не вечно, поэтому частью любовь стыдна, а частью свята. Не нужно избегать приятного, но еще важнее, что не следует искать одного приятного. Наслаждение не безнравственно, но поиск одних наслаждений говорит о нравственном упадке. Дурен не тот, кто искал счастья и принимал страдание, а тот, кто принимал приятное и избегал тягот, в том числе связанных с угрызениями совести и стыдом…

***

Плакать можно либо над собой, либо над другими, на то и другое не хватает слёз. «Идти по пути своей печали, он же есть путь к самому себе» ²⁰ не значит себя жалеть. Напротив, душа закаляется на этом пути и приобретает некоторую смелость, которая могла бы выразиться в словах: «И это я испытала; и другое прошла; посмотрим, что я еще смогу перенести!» Путь печали не путь слез, но «веселой мужественности», о которой мне как-то пришлось сказать. Храбрость – неспособность сожалеть о себе.

***

Атеист рассуждает так: «В мире нет зла, следовательно, нет Бога». К признанию Божества ведет признание мирового зла. Материализм вполне парадоксален: признавая изначальную доброту человека, он тут же объясняет личность и общество через игру низких страстей. Он ставит человека в невозможное положение нравственного идиота, от которого ради общественного блага по-прежнему требуются честность и верность.

***

Близкое и современное редко бывает прекрасным, но приобретает красоту по мере удаления. Разлука питает не только любовь, но и эстетическое чувство. «Верное жизни» искусство, которое держится низкого и повседневного, грешит не только против красоты, но и против правды, поскольку правда и красота – одно.

***