Личные истины

Тоска – признак и последствие греха. Где нет греха, недолжного, нет и тоски, а только радость, или по меньшей мере безмятежность. Иначе нельзя понять существа тоски, иначе она бессмысленна, ниоткуда. Только видя в тоске следствие наших поступков, можно найти способ от нее освободиться. «Найти способ? А зачем его искать? Он давно известен!» В том-то и дело, что общеизвестный путь борьбы с тоской, путь развлечений, приводит только к ней же, но только усиленной, и притом кружным и трудным путем. Все развлечения – в мирском смысле этого слова – обессиливают и утяжеляют, тогда как душе нужно легкости и сил. Развлечения требовательны к нам, и мы им угождаем; а душе нужно что-то такое, чему не нужно было бы угождать, ради чего не следовало бы поступаться свободой. Одна такая вещь мне известна – это творчество, которое всегда имело силу спасать меня от лютой тоски; есть, вероятно, и другие… «Творящий, – говорил я когда-то, – увеличивает количество себя». Он в большей степени существует, или (чтобы сказать по-другому) его существование имеет другое качество. Но, к сожалению, творчество с его светлым корнем – вдохновением – не дается душе по желанию.

***

Люди, которые ведут исключительно природную жизнь, остаются не у дел, когда природный долг – совокупление и рождение – оказывается выполнен, и природные радости, ему сопутствующие, испытаны. Природе они более не нужны. Наполнить их жизнь может только нечто сверхприродное, т. е. дух. Там же, где нет духа, начинается тоскливая мелодия обывательщины, для которой жизнь вращается вокруг природного: ухаживаний, совокупления, рождений, сначала ожидаемых, потом переживаемых и, наконец, воспоминаемых… Это путь от легкомыслия к потере всякого образа своей юности, к бесконечным разговорам о житейском и, в час раздумий, к заунывному пению: «Что ни день, то всё ближе к могиле наш путь». Дух также ужасается могиле, но притом радуется, всегда бодр, как будто уже знает, что могилы для него нет.

Розанов, в сущности, пытался доказать, что природное назначение человека есть его единственное назначение. Вся его борьба против Церкви и Христа основывалась на этом. «Дух – истинная опора, истинное призвание человека», говорит Церковь. «Что такое дух? Не понимаю, – отвечает Розанов. – Вижу орудия совокупления и размножения, духа – не вижу». Цели и корни человеческой жизни Розанов пытался перенести исключительно на землю, вернуть человека к природному и только природному существованию. «Вы говорите: дух, а я вижу тело. Как могли вы забыть тело в заботах о духе?», в этом весь Розанов. Но для тела предназначены наслаждение и смерть

… Вернувшись к природному порядку вещей, Розанов понес и соответствующее наказание – отсюда тоска его «уединенных» книг. Солнце природы закатилось, а Солнце Духа для него не светило.

***

Что-то есть великое и многозначительное в том, что Кто-то сделал зачатие самым приятным из всего приятного – нарочно, чтобы жизнь вовек не прекратилась. «Плодитесь и размножайтесь», эта заповедь впечатана в нас. И наряду с этим – дух, который не хочет рождений, не нуждается в рождениях, стыдится этого «самого сладкого» и силится от него уйти. Монизм, т. е. поиск во всём единой причины

, разрешает этот вопрос по-разному, но всегда решительно: либо плоть, либо дух признаю́тся случайными наслоениями, коростой бытия; либо плоть, либо дух. Но «самое сладкое» природного порядка и самое чистое и желанное порядка духовного – оба столь первичны и несводимы одно к другому, что заставляют разувериться во всяком монизме. «Если есть природа, зачем дух? Если есть дух, зачем природа?» Невозможно, будучи вполне человеком, уйти от этих вопросов. Либо

самое сладкое, либо самое чистое; и никакого сопутствия, никакого сотрудничества между двумя порядками быть не может – только слепая одновременность, вынужденное сожительство. От нас хотят, чтобы мы были природными существами, и выражают эту мысль так ясно, как только возможно. И в то же время от нас, если не от всех, то от некоторых, хотят совсем противоположного – и так же явственно и твердо. Таинственный зов рвет человека на две части; не заметить его нельзя; уклониться невозможно. И что он значит? Уклониться от объяснений, всё выводящих из единого корня, значит подойти слишком близко к дуализму, еще более страшному для европейского ума, чем монизм; т. к. полагать в чем-либо два начала, две борющиеся природы считается признаком умственной слабости, силу же ума видят в любви к объяснениям простым и простейшим… Но что делать, если простым объяснениям вещи никак не поддаются?..

***