Бенкендорф принял ванну, оделся в чистое, как перед сражением, и с лицом еще более помятым, чем обычно, сел ждать явления порученца. Самому, что ли, тащиться в полицию – изображать кролика перед удавом?
Александр Христофорович дождался. Его сопроводили. Толпа бежала по бокам, громко крича:
– Вот! Похититель Жорж!
Полковнику было интересно увидеть Фуше. Но прежде, чем он предстал перед грозным министром, его часа два мурыжили два прытких малых с замашками трибунальных крыс.
Шурка все отрицал.
«Какая Жорж? Моя любовница? Ну, она не одна…» Смущенный кашель. «Сбежала? Куда? Не знаете? А я почему должен знать?» Наигранное возмущение. «Вы в своем уме, господа? Я дипломат! Докажите сначала мою причастность!»
Он знал, что на него ничего нет. К нему не применят силу. Не посмеют. Могут хоть год ходить вокруг с самыми угрожающими лицами. Пытать будете? Вспомнили времена Консьержери? Почуяли кровь роялиста? Ан, подберите языки! Зубы обломаете.
Бурная злость овладела Бенкендорфом сразу после напускной наивности. Но, когда и она сменилась скукой, вдруг объявили о приходе самого.
Жозеф Фуше напоминал мумию. Его лицо с сухой, пергаменной кожей, ввалившимися щеками, сабельными ударами морщин, с тонкими, словно втянутыми внутрь, губами оживлялось, только когда набрякшие веки поднимались и глаза, на которых, казалось, минуту назад лежало по серебряному экю, вцеплялись в собеседника. Впрочем, можно ли было назвать глазами ожившие кусочки слизи?
– Итак, молодой человек, вы все отрицаете?
Голос этого человека, слабый, как дуновение ветра, заставил полковника помимо воли содрогнуться. Везет ему как утопленнику!
Но везет тем, кто везет. А Фуше сам запрягся в государственную телегу и волок ее без ропота. Спартанец и скряга, он ненавидел мотовство, сомнительные прогулки по барышням, игру, разврат. Хотя сам позволял себе иной раз расслабиться. Но к другим был строг. И русский адъютант явно не принадлежал к числу тех, кому этот благонамеренный кровосос стал бы сочувствовать. Эх, молодо-зелено, сами такими были… Не были! Служили республике. Убивали на улицах. Кормили семью.
– Я не намерен вам угрожать.
Так всегда начинают, когда хотят продемонстрировать железную деву или испанские сапоги.
– Хотите посетить с экскурсией Консьержери?
– Мне больше по вкусу Музей Наполеона. Там богатая египетская коллекция.
– Любите египтян? – хмыкнул Фуше. – Я тоже. Но мы говорим не о древности. Где наша принцесса Манадана?
– Не могу знать. Но, судя по времени, уже в Лиле.
Бенкендорф вильнул, пытаясь напомнить министру полиции, что и тот – участник интриги. Штука не прошла.
– С какой стати ей быть в Лиле, если она бежит в Мюнхен? Вас видели у Нанси.
– Меня? – полковник чуть не рассмеялся. – Я сутки пил у своего приятеля переводчика Гагарина. Он подтвердит.
– О, в вашем посольстве все подтвердят! Не сомневаюсь. Но скажите мне, вы беседовали с Талейраном?
– Имел счастье встретить великого человека в салоне баронессы Лаваль.
– Великого человека? – губы Фуше саркастически скривились.
– Я говорю что-то смешное? – Шурка хорошо умел разыгрывать спесь, хотя сроду ее не испытывал. – Послушайте, меня уже два часа здесь держат! На каком основании?
– Без всякого основания, – просто ответил Фуше. – И продержат столько, сколько мне нужно, – он сделал паузу, позволяя полковнику осознать сказанное. – Мне, в сущности, дела нет до вашей актрисы. Расскажите все, что вам говорил Талейран, и я вас отпущу.
– Не помню, – честно признался Бенкендорф. – Разве можно удержать в голове поток его афоризмов? Он думает быстрее, чем я фехтую, – теперь полковник прикинулся недалеким воякой.
Но министр полиции снова не поверил ему. Или просто нуждался в сведениях о сопернике. Такой удобный случай подставить проклятого аристократа!
– Я почти уверен, что граф Перигор ведет с вашим посольством тайные переговоры.
«Почему он не схватил Нессельроде?»
– Если бы удалось поймать вас с Жорж, я предоставил бы императору доказательства. Но у нас в руках вы. Имена! Мне нужны имена!
Бенкендорфу стало ясно, что министр полиции, собрав сведения об обеих интригах, объединил их в одну. «Проклятье! С каким наслаждением он сейчас выдал бы ему Карла!» Глупость положения состояла в том, что Александр Христофорович должен был защищать ненавистного ему секретаря и молчать государевой службы ради.
– Вижу, вы надеетесь избежать наказания, уповая на дипломатический статус, – сухо сказал Фуше. – Это ложное умозаключение. Вы можете пропасть, затеряться в Париже, ведь ходите по самым злачным местам.
Шурка улыбнулся министру, как родному.
– Вы прислали за мной чиновника в посольство. И меня вели по городу чуть не под конвоем.
Фуше метнул яростный взгляд на подручных следователей. Видать, те перекланялись.
– Все надо уточнять лично! – ворчливо бросил он. – Вы не могли захватить его в пригороде? На дороге из Нанси?
Порученцы замялись. Они стали ленивы, давно не ловили мышей.
– Вы устали. Вас препроводят в камеру.
– Меня препроводят домой! – дерзко бросил полковник. – Уверен, что наш посол уже…
– Вот, пока он будет заявлять свои ноты, мы с вами и побеседуем.