Личный враг Бонапарта

Дежурство в Павловске помогло ему увидеть Екатерину Павловну, которая часто бывала у матери. Любила кататься по реке на лодке с парусом и изо дня в день что-то обсуждала с послом в Вене Куракиным. Бенкендорф даже разведал, что именно. Но со своей пассией делиться не стал. В какой-то момент он понял: у них разные цели. И никакая любовь не скроет истины: Жоржина старается для Бонапарта, а ему долг повелевает стараться против.

К царевне это имело прямое отношение. Мать, непримиримый враг корсиканца, прочила ее за недавно овдовевшего австрийского императора. Или, на худой конец, за любого из его братьев и племянников – эрцгерцогов, занимавших командные должности в армии. Хофбург[21] стал излюбленной целью великой княжны. Там она намеревалась развернуться во всю ширь своего недюжинного ума и взбалмошного характера. Эта юная женщина – предприимчивая, как бабка, и вспыльчивая, как отец, – мечтала возглавить крестовый поход против узурпатора французской короны. А сам корсиканец считал ее настолько серьезной помехой, что предпочел бы жениться, чем отдать австрийцам. То ли рассчитывая, что под его присмотром она будет неопасна? То ли желал заполучить этот ум и этот темперамент на свою сторону?

Сопровождаемая фрейлинами Екатерина Павловна шла по анфиладе комнат в придворную церковь. У Бенкендорфа была всего минута, чтобы обратиться к ней с просьбой. Он продиктовал Жоржине ни к чему не обязывающую строчку – его бы собственный почерк узнали – и держал свернутую бумажку наготове, в рукаве.

За ужином у Марии Федоровны флигель-адъютант осмелился показать царевне край записки. Чем вогнал молодую женщину в крайнее изумление. Но Като родилась не промах – ухаживания кавалеров ее не смущали. За ней считали поклонников, как за ее великой бабушкой. А скандал вокруг имени Александра Христофоровича делал его интересным объектом для исследования.

Он очень рисковал. Не только перед государем, но и перед своей покровительницей – вдовствующей императрицей. Заметь та немой сговор, и полковник больше никогда не оказался бы за ее столом. Более того, отправился бы служить, куда Макар телят не гонял, и генеральский чин навсегда остался бы для него журавлем в небе.

Теперь Като шла в церковь и, поровнявшись с флигель-адъютантом, уронила шаль, которую несла в руках, чтобы накинуть в храмине. Там было свежо, а за столом у матери душновато.

Полковник мигом поднял теплый комок кашемира, сунув в него записку и успев заметить многозначительные взгляды, которыми обменялись сопровождавшие царевну фрейлины. Уж эти-то кумушки знали о делах хозяйки, но, если бы не умели держать языки за зубами, простились бы со своими теплыми местечками.

В записке было названо место – Каменный остров, напротив отмели. Лодки катающихся встречались там постоянно. Великая княжна прогуливалась около двух часов пополудни, когда солнце припекало и от воды не тянуло сыростью. Возможно, Екатерина Павловна, дама далеко не безупречного поведения, рассчитывала на нечто иное. Но Бенкендорф привез с собой Жоржину и начал уже за час до назначенного срока курсировать по глади вод. Туда-сюда, туда-сюда. Он сам правил парусом, а спутнице приказал навалиться на рулевое весло. Лишних глаз не было.

Когда полковник заметил катер царевны, он резко развернул свое суденышко и пошел на сближение. Какое-то время лодки двигались бок о бок.

– Ваше высочество, – окликнул флигель-адъютант Екатерину Павловну, – позвольте обратить внимание на гостью нашей сцены мадемуазель Жорж, которая, будучи наслышана о ваших совершенствах, умоляла меня представить ее.

На мгновение лицо царевны исказила капризная гримаска. Она вовсе не была красавицей – круглощекая, со вздернутым носиком, – но ее прелесть, свежесть и изящество никто не посмел бы оспаривать.

– Я удивлена, – произнесла великая княжна. – Но, должна признаться, всегда хотела выразить свое восхищение таланту мадемуазель Жорж.

Кажется, Като о чем-то начала догадываться, потому что без смущения сама предложила Бенкендорфу поменяться местами, чтобы она могла поговорить с великой актрисой наедине.

Полковник сумел довольно легко перескочить с одного борта на другой. А для царевны пришлось протянуть весло. И та, как канатоходец над ареной, прошла над водой, лишь слегка расставив руки. Ни визга, ни обычного женского притворного испуга. Даже тени не промелькнуло по ее безмятежному лицу. Александр Христофорович задумался о том, сколько бесстрашия, какая решимость таятся в этой юной женщине. Она хочет стать королевой все равно чего. Хоть Австрии, хоть Франции. Бенкендорф внутренне сжался, представив, что в эту минуту, быть может, своими руками создает соотечественникам врага, которого не так легко будет победить.

Вообразить, что ее белые ручки удержат Бонапарта от нападения, как-то не получалось.

Великая княжна и Жорж плавали вместе с полчаса. Все, что требовалось, актриса сказала и, судя по ласковому расставанию, при котором Екатерина Павловна даже расцеловала театральную диву в щеки, произвела должное впечатление.