Личный враг Бонапарта

– Нас лет с семи ставят к станку, чтобы выправить спину, – наставительно сообщил Бенкендорф. Восхищенные актеры захлопали еще громче.

Михаил побелел. Не то, чтобы Шурка врал. Через станок прошли все дети аристократов. И ненавидели его люто. Еще корсет. Страшная мука для мальчика, которому надо бегать и лазать по деревьям. Но двигаться, танцевать, держать спину эти две вещи помогали безусловно.

Однако демонстрировать свои умения при низших… Воронцов вскипел.

Между тем полковник, не сказать чтобы очень красиво, вывернулся из балетного па и очутился у самой двери. Там в шляпной коробке пришедшие оставляли отстегнутые шпаги. Втащив одну из них, Шурка мигом сдернул ножны и, со свистом разрезав воздух, сделал пару шуточных выпадов в сторону Дюпора.

– А так можешь?

Танцовщик отскочил за спинку дивана.

– Э-э-э! Он меня заколет!

Граф не выдержал. Он встал, властно взял друга за руку, отобрал шпагу, отшвырнул ее в сторону. И повлек Бенкендорфа за собой на лестницу. Свинцовая бледность покрывала его щеки. Зубы скрипели. Если бы не это, полковник вряд ли подчинился бы. Но у Михаила было такое выражение лица, что лучше не спорить.

Миновав корзины и ведра с цветами, загромождавшие всю прихожую, друзья оказались на площадке с гнутыми чугунными перилами.

– Ты с ума сошел! – прошипел Воронцов, притирая полковника к стене. – Ты отдаешь себе отчет?

– В чем? – придушенно выдавил Бенкендорф.

– Во всем! – взвыл граф. – Что за спектакль ты устроил? Ради ее удовольствия ты еще в балетной пачке не пляшешь?

Александр Христофорович насупился.

– Не начинай, Миша. Я рад тебя видеть… – он с силой отвел руку Воронцова, которая сжимала его за запястье. – …Но есть границы…

– Как я посмотрю, для тебя никаких границ нет! – вспылил друг. На самом деле он тоже был горяч, но скрывал это за стеной ледяного хладнокровия. – Все боятся тебе сказать. За мной не пропадет! Куда ты катишься? На кого похож? Почему еще не в Финляндии?

Лицо Шурки исказила мучительная гримаса.

– Напомнить, что такое дело чести? Ты что, танцовщик? Шампанское к полудню! Ах ты, мерзавец! – Воронцов хотел бы надавать Шурке пощечин и сразу, не заходя обратно в комнаты, увести с собой. Как есть, в белой открытой на груди рубашке и рейтузах без сапог.

Но Бенкендорф не готов был уйти.

– Я знаю, что обо мне говорят…

– Не знаешь! Ты живешь на деньги этой… Как содержанка! Сюда не могут показываться ни твой брат, ни сестры!

– Они считают меня недостойным. Мне никто не нужен! Если тебе она немила, то убирайся! – рявкнул полковник. – Подобру! Пока не бью. И запомни: я счастлив! Завидно?

– Срамно, – отрезал Воронцов. Он уже отпустил друга, понимая, что тот не уйдет. И будет кричать, доказывая свое право валяться в грязи, пока не надоест.

– Не заставляй меня гнать тебя, – простонал Бенкендорф. – Поймешь, когда полюбишь.

Михаил Семенович поморщился.

– Она тебя использует. И мучает даже не ради удовольствия, а ради твоих связей. Которые ты, кстати, стремительно теряешь.

Шурка вцепился в волосы руками и силой тряхнул. Но ему не полегчало. В голове стоял тот же звон, что и накануне. Все последнее время.

– Уходи, – прорычал он. – Уходи! Христа ради! А то я тебя ударю!

Воронцов ушел. И в тот же вечер был у вдовствующей императрицы.

– Я счастлива, что хоть один друг отважился к нему пойти, – заявила та. – Но его заблуждение так глубоко, что только время способно изменить картину. Время и боль.

– И вы позволите? – не поверил собственным ушам Михаил Семенович.

– Да, – жестко произнесла царица-мать. – Он должен через это пройти. Сам. Вы умеете владеть своими страстями, Сашхен нет. Он добр, как теленок. – Мария Федоровна помедлила и ласково взяла гостя за руку. – Вы только не вздумайте обижаться на него. Ему нужен друг.

Воронцов остался при своем мнении. В ту минуту казалось, что они разругались насмерть.

* * *

«К стыду своему, я почти год прожил этой беспечной жизнью, полной любви и безделья».

А. Х. Бенкендорф

Александр Христофорович сознавал, что друг прав: Жоржине нужны его связи. А он сам – как получится.

– Ведь ты ее знаешь, – допытывалась актриса про великую княжну Екатерину Павловну. – Устрой нам встречу.

– Ты с ума сошла? – без обиняков осведомился полковник. – То, что я флигель-адъютант государя, не дает мне права…

– А то, что ты воспитанник вдовствующей императрицы?

Бенкендорф понял, что с живого с него не слезут. Жоржина умела брать за горло. Тем более что он боялся ей отказывать.

– Ты понимаешь, чего мне это может стоить?

Она уже напевала куплет из нового водевиля «Принцесса-прачка» и вертелась у зеркала.

Шурка знал: если не сделает, окажется разжалован в привратники. И готов был разбиться, чтобы получить похвалу.