Однако его народ был ребенком. Доверчивым и жестоким. Полковника бы признали мямлей, если бы не отчаянная храбрость. За нее прощали дурь благородного воспитания. Ей подчинялись. Возражений от нижестоящих Бенкендорф не терпел. Умел себя поставить и в следующем же рейде добился, чтобы пленных отправили в Галац. Правда, там они вскоре померли от лихорадки. Дело третье. Попробуй удержи псов, лизнувших крови. Он удержал, и был горд, хотя казаки роптали.
Случай избавил их от несговорчивого командира.
«В самых исступлениях страсти Жорж никогда не может забыться».
Актриса наматывала на палец нитку и сматывала ее снова. Встречи с царем стали редкими, как солнечные дни в Северной столице. Не помог и Эрфурт. Государи смотрели спектакли. Восхищались. Но не призывали к себе. Говорили напрямую?
Уезжая, актриса не была приглашена к своему императору. Не услышала новых инструкций. Больше не нужна?
Сегодня утром она получила письмо из Парижа, где черным по белому было сказано: мадемуазель Бургоэн тоже едет в Россию, ей открыли контракт на зимние месяцы. А белое пространство между строк кричало: ты не выполнила миссию, Наполеон посылает другую, надеется на нее, не на тебя!
Жоржина уронила голову на руки и чуть не разрыдалась. Ее обманули! Затащили далеко от дома. И бросили. Если сейчас ее сменят на более удачливую шпионку… Но что же, что же делать?
Она метнулась в прихожую, где на подзеркальном столике лежала горка нераспечатанных писем из Молдавии. Полковник писал с каждой оказией. И даже чаще. Иногда приходило по два увесистых конверта. Неужели еще не все сказано?
О чем вообще могут написать люди из армии? О вшах? О лихорадке? О том, как хочется помыться?
Жорж не была бесчувственна. Совсем нет. Просто ее мир замыкался подмостками. Все, что за пределами кулис, не имело ни цены, ни смысла. Пока адъютант вращался в этой вселенной – он жил. А теперь упал во тьму внешнюю.
Но любовник еще мог вернуться. Не только в Петербург. В ее жизнь. Эти письма были залогом. Актриса крепко держала полковника за сердце. Сама не зная чем и не прикладывая никаких усилий.
А если приложить? Могла бы добиться всего, даже брака. И вернуться в Париж с титулом. Не с деньгами. Это Жоржина уже понимала. Ее паладин был небогат. Все сказки о русских оказались выдумкой. Адъютантство не сулило золотых гор. А близость к императору не гарантировала избраннице даже представления при дворе в качестве мадам Бенкендорф. В ней видели только актрису, предмет развлечения.
Но у себя на родине, овеянная славой русского вояжа…
В этот момент горничная доложила, что актрису желает видеть некая знатная дама.
– Гоните ее! – возмутилась хозяйка дома. – Не хочет назвать имени? Откуда мне знать, что это не сумасшедшая ревнивица со склянкой кислоты? Многие жены мечтают отомстить мне за то, что их благоверные вытворяют на спектаклях! В партере еще хлопают. А где руки мужчин, которые сидят в ложах?
– Какой у вас грязный язык, – услышала Жоржина ровный громкий голос за спиной.
Чья-то мощная ладонь отодвинула служанку, и, прежде чем дама вступила в будуар, заслонив собой высоченный дверной проем, актриса уже вскочила с места и сделала глубокий реверанс.
– Ваше величество!
Вдовствующая императрица вошла, села без приглашения, подняла вуаль и с неодобрением осмотрелась вокруг.
– Вам стоило только призвать меня к себе… – пролепетала Жорж.
– Много чести, – оборвала Мария Федоровна. – Ваш визит ко двору не удалось бы скрыть. А я могу позволить себе прогулку частным образом. Так вы бываете у государя?
Жоржина уже готовилась оправдываться: они говорили только о театре…
– И вы забили моей дочери Като голову россказнями о Париже?
Актриса опять встрепенулась, готовая все отрицать. И снова царица остановила ее жестом.
– Но я здесь не поэтому. Поверьте, политика обойдется без нас с вами. – Она доверительно похлопала Жоржину по руке, отчего ту пробила дрожь до костей. Ладонями Марии Федоровны можно было душить кроликов и отрывать головы щенкам.
– Мой воспитанник последние месяцы провел у вас, – веско произнесла та. – И, как я понимаю, вы намерены выманить у него обручальное колечко.
Хозяйка дома задохнулась от негодования.
– Я ни у кого ничего не выманиваю, – с достоинством произнесла она. – Если мне что-то дают, то по собственной воле.
– Но вы умеете добиваться своего, не правда ли? – с понимающей усмешкой кивнула Мария Федоровна. – Так вот, деточка, это не тот случай.
Жоржина сжала кулаки. Ее хотели лишить законной добычи.
– Мы любим друг друга.
Вместо ответа царица взяла стопку писем и дунула на них. В воздухе повисло облачко пыли.
– Цена любви.
Жоржина не терпела, когда ее учат.
– Он дал слово.
– Какое совпадение! Мне тоже, – вдовствующая императрица рассмеялась. – Как думаете, которое он сдержит?
Актриса вскипела.
– Если я сейчас же отвечу на его послания…