Лилия

Половое созревание наступит позднее, оно наступает неожиданно и порой неуместно. Робот «мальчик» идёт по тропе в сторону единственного магазина, непонятно с какой целью. Неожиданно защемило в паху, защекотало непривычно и низверглись наружу тысячи кодов, запрограммированных сеять обновление. Но не достигнув цели армия головастиков сдыхает разочаровавшись. Мальчик держится за дерево, стараясь понять происходящее и унять щекотку. Никто не видел странное поведение? Нет. Вскоре, дрожь улеглась, и мальчик направился дальше, навсегда запечатлев в библиотеке памяти этот момент.

Но это все позднее, а на тот момент была трава и початая кучка песка, и роботы «дети» ничего такого не чувствовали, что могли бы позднее. Ещё рано и не началось, и нет явных отличий между двумя роботами модели «человек» за исключением одежды и длины волос. Ну и того, что там…

Эта картина сопровождает меня всю жизнь, почему-то укоренившаяся в сознании, то ли из-за тех самых трусиков, то ли из-за близости. Близость девичьего тела! В этом есть загвоздка, поскольку отличительные черты пола ещё даже не начали формироваться и поскольку я не настолько болен, чтобы возбуждаться при виде детского тела, сохраняющаяся картина неуместным образом занимает место в памяти и зачастую мешает сосредоточится на действительно полезных мыслях, изложение которых подразумевалось.

Так в невинное течение моей жизни ворвалась Лилия и она же появилась в жизни Даши, поскольку, как и водится в семье с детьми небольшой разницы в возрасте, она крутилась зачастую рядом, принимала участие практически на равных, разве что с небольшим благородным снисхождением с моей стороны как со стороны старшего брата. Впрочем, так и есть, как бы то ни было братом я и являлся.

К десяти/одиннадцати годам Лилия превратилась, вернее преобразилась (конечно же эта мина замедленного действия была заложена в ней изначально), в тот тип прелестных созданий, с присущей им чертовщинкой, которая характеризует всех набоковских нимфеток – лисья поступь; томный, любопытствующий и пронизывающий насквозь взгляд; загадочная и властная усмешка; повадки юной соблазнительницы. Она имела влияние, знала это, и сводила с ума мужчин любого возраста.

К тому времени, я также вздумал сочинительствовать и выдал сие творение, которое позднее местная газетёнка соизволила напечатать, при этом перепутав последовательность чередования предложений настолько, что смысл и рифма терялись напрочь (какие же бездарности нас окружают). Стихотворение вообще-то следовало изложить в следующем виде:

За что дана любовь в непостоянстве?

Во мне горит пожар. Как в танце,

Я улетаю в мир иной

И ты со мной, всегда со мной.

Я погружаюсь в омут страсти,

В мгновенье ока я влюблён

И погребён в тебе…я погребён.

Ты шепчешь мне что я умён?

Но как понять, что все пленён?

Тобой! Мошенник-каюсь.

Единый организм, мы дышим

Вместе! Мы окружающих не слышим

Как боги-жизнь создали, и на попятный– убежали.

Нет чести в действиях богов,

Не предоставив шанс мы убиваем

Рождённых страстью, забывая,

Что-нам-то дан сей шанс!

Так боги мы иль дьявол во плоти?

16

Однажды она оказалась гостем при коллективном просмотре телесериала. Водилось подобное ранее, в то время, когда телевизор имелся у одной/двух счастливых семей и являвшийся роскошью в отсталой, но идеологически правильной, как тогда считалось, стране.

Собравшиеся увлечённо наблюдали за происходящим на экране, стремясь оторваться от реальности, от посредственности и от тоски, загнивающие в однообразии, за неимением каких-либо развлечений и всего остального.

Девочек-нимфеток отличает от остальных интерес к мальчикам, мужчинам и к тому запретному, о чем порой мимолётом приходится слышать в разговорах взрослых, в намёках, перешёптываниях. Они, в этом случае она, неведомым образом тяготеют к прелести запретного, и жаждут, и предпринимают.

Ей было не более одиннадцати, и она без особого стеснения, не скрываясь, разглядывала меня с интересом и совершенно точно с интересом таким, какой проявляет зрелая женщина к мужчине – примериваясь и оценивая как партнёра, если даже перспектива не реализуема.

Лиля – она бесстыднейшим образом втиснулась между мной и Дашей, будто бы места больше не было (возможно и не было), скользнула краем одного из все ещё мальчиковых полушарий по моему бедру – совершенно юному и как ни в чем не бывало, на минутку застыла стиснутая с двух сторон – братом и сестрой.

В то время я уже вступил в тот период, называемый умными дядями и тётями как «пубертат» – интерес и влечение к противоположному полу приняли характер нестерпимого мучения и вредная девчонка, как будто чувствуя это (в 10-11-то лет), едва заметно и, совершенно точно преднамеренно, двигала бёдрами, ёрзала, словно принимая более удобное положение и нечаянно касалась кончиками пальцев одной из сложенных на груди рук (той из них которая близко ко мне) – дотрагивалась до изгиба, того самого где располагается пояс, а бедро врастает в тело.