Лилия

До сих пор я опасаюсь проявлять радость от вполне счастливых моментов – я все жду что веселье сменится очередной ловушкой, хотя вроде бы опасаться нечего, но я жду, натренированный тем чувством из прошлого, сигнализирующим о том, что вслед чему-то хорошему обязательно должно наступить плохое.

Я в попытках найти ответы несколько раз ходил в храм, но ничего не вразумительного там не услышал. Правда познакомился с одним более-менее смышлёным и молодым священником. Мы долго рассуждали и почему-то мне показалось что он и сам-то сомневается в том, во что пытается верить. Из всего услышанного от него и из своих долгих размышлений я пришёл к мысли что понятие добра и зла довольно относительные и, вероятно, каких-либо чётких границ не имеют. В конце концов что такое зло и за что оно нас преследует?

Гиены, разрывающие тушку добычи, поглощая мясо ещё трепыхающейся жертвы очевидно не совершают злодеяние, а всего на всего утоляют голод. Разумеется, каких-либо сожалений, укоров совести и т.п. сентиментальностей они не чувствуют, ибо нет у них таковых способностей. Человек по отношению к животным считает себя вершителем судеб, царём, чуть ли не богом и с вышины своего божественного положения, наверное, должен был бы истребить всех гиен (и других хищников) как воплощение абсолютного зла. Но он этого не делает, поскольку понимает, что деяние животных всего лишь законы природы и какого-либо злого умысла не содержат.

Очевидно, сущность добра и зла в рамках безграничной вселенной, и с точки зрения высшего разума не имеет никакого значения. Природа добра и зла, в том смысле в каком мы её представляем, всего лишь следствие людских умозаключений, насаждалось веками в целях организации общества, государства и управления массами. Соответственно, никакого ада или рая победителям и проигравшим в независимости от того, кем они являются не грозит, так как отношение высшего разума (если таковой имеется) к тому, что творит человек на земле такое же, как и отношение людей к животным: осознающее неизбежность, закономерность, необходимость.

Жалость, похожее невразумительное, и порой бесполезное чувство. В большинстве случаев жалость обманчивое и лицемерное состояние. Частенько, под жалостью скрывается неосознанная облегчение или даже радость от того, что что-то нехорошее происходит с кем-то другим. Таким образом, жалость сродни злорадству, скрывающемуся под личиной благородства. К сожалению, практически все чувства человека лицемерны, театральны. Но, к сожалению, честным к самому себе и окружающим быть в современном мире невозможно, поскольку последует отторжение окружающими не принятого в обществе поведения.

Жизнь наша сплошь декорация, театр. Мы представляемся не теми, кто есть на самом деле, выражаем отношение, не соответствующее действительности. Благородство скрыто за злорадством, жалость за радостью, благотворительность за предпринимательством.

Чувствовала ли то же самое Даша или относилась ко всему проще? До поры до времени мне казалось, что она переживает все не так глубоко, как я, но до поры до времени, и как выяснилось, во многом мы испытывали схожие чувства, с той лишь разницей, что удар для девочки оказался сильнее того, что она могла вынести.

14

В редкие дни просветления к матери забегали молоденькие соседки за каким-либо советом. Она все же в дни, когда разум её не был отравлен алкоголем соображала и могла дать советы.

Чертовщинка присущая тем самым нимфеткам описанным Набоковым сопровождала меня, разумеется, как единая частица собственного я. Лолита была девочкой, я мальчиком, но характеристика этого типа присуща представителям обоих полов, и я яркий представитель Лолиты противоположного пола, вне всякого сомнения.

Абсолютно все посетительницы вне зависимости от возраста (в разумных пределах конечно же) интересовали мой ум и моё тело и, по всей видимости (я замечал характерный блеск глаз), некоторых из них интересовала и моя особа, тех из них кому посчастливилось также обладать той самой набоковской натурой, не полыхающей уже ярко, но тлеющей всю жизнь, возможно до самой смерти.

Тут и там проявляющееся особенность женского тела, сквозь тонкое платье, оголённая голень, вырез с обозначенной ямочкой и полосой, подразумевающей начало тех самых выступов, так пленяющих воображение мальчиков, и даже ещё не мужчин, надолго будоражила воображение и завсегда служило наброском картины, дорисовывать которую приходилось с удовольствием, в очередной раз утоляя желание, самостоятельно, привычно и быстро.