Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Неоспоримым исключением из данного правила было положение на территориях, находившихся под управлением отдельных белых генералов (Корнилова, Унгерн-Штернберга) и многих вольных атаманов – Ангела Анненкова, Гамова, Дутова, Краснова, Никифоровой, Перемыкина, Семенова. Правда, названные правители тоже не принуждали к военной службе. Но они, как правило, отрицали всякую политическую деятельность и не допускали в сфере своей власти ни политических, ни профсоюзных объединений. В отрицании политической жизни (в первую очередь – демократической) они зашли даже дальше, чем правительство генерала Франко в националистической Испании (см. ниже).

В области войска Донского у атамана Краснова и сменившего его Богаевского разрешено было выпускать только несколько газет и журналов. По старинным казачьим обычаям там широко применяли телесные наказания, причем публичные. В Семиречье во владениях атамана Анненкова газет и журналов вовсе не выходило. А в сфере власти атамана Семенова, укрепившегося в Забайкалье, совсем не было ни признаков демократического правления, ни чего-либо похожего на законность.

Тем не менее есть основания заключить, что движущие силы медленно и затрудненно формировавшейся российской демократии имели на преобладающей части белых территорий питательную и более благоприятную, чем у красных, социально-политическую и правовую среду обитания (многопартийность, свободу собраний, альтернативные муниципальные выборы).

Особенно выделялись в указанных отношениях, во-первых, Европейский Север, которым управляли Чайковский – почти 70‑летний ветеран российского революционного движения[60] и генерал Миллер; во-вторых, Крым под властью генерала Врангеля и, в-третьих, Приморский край при правительствах братьев Меркуловых и затем сменившего их либерально настроенного генерала Михаили Дитерихса. Приморье прославилось тем, что при крайне редком применении смертной казни там не было также массовых арестов и переполнения тюрем арестованными. Участь лиц, враждебных режиму, была там почти столь же незавидной, что и на Юге России. Однако в Приморье близким родственникам лиц, примкнувших к красным или зеленым, власти не закрывали дороги к поступлению на службу даже в низшие звенья госаппарата (почту, телеграф), не пытаясь оценить риски, которые несла с собой подобная беззаботность. А в многопартийной Владивостокской думе под прикрытием американских и японских оккупационных сил происходили гласные дебаты по всем правилам парламентской демократии, то есть с широкими правами легальных оппозиционных сил.

Анклавами политической демократии времен Гражданской войны оставались, следовательно, морские порты России – Архангельск, Владивосток, Одесса и Севастополь. Даже в ходе военных действий данные регионы оставались наиболее восприимчивыми к социокультурному влиянию государств западной демократии и заимствованию их опыта.

Эти же факторы в чисто военном ракурсе обернулись слабостью Белого движения и стали одной из ключевых причин его проигрыша. Ведь Белому делу противостояли красные, которые начиная с лета – осени 1918 года открыто сделали ставку на механизмы однопартийного правления[61]

, на решительное вмешательство в рыночные процессы, унификацию муниципалитетов и профсоюзов, массовые аресты, призыв в армию. Особенно шокирующими явились невиданные в XX веке трудовые мобилизации, из которых выросла трудовая повинность («привлечение к общественно полезному труду»). Граждан из «имущих классов» стали в принудительном порядке направлять на вывоз нечистот, погребение холерных и тифозных покойников, лесозаготовки, разгрузку угля. Трудовая повинность была объявлена не наказанием, а исполнением гражданского долга. Новорожденная диктатура стала решительно распоряжаться огромными экономическими и человеческими ресурсами. И подобными методами большевики добились повиновения большинства районов тыла и развертывания к 1919 году колоссальной трехмиллионной армии, которая еще через год была сделана уже почти пятимиллионной.

В создании вооруженных сил и тоталитарного аппарата власти левые экстремисты проявили размах и напор, достойные не междоусобной, а глобальной войны. И хотя на всех красных фронтах, вместе взятых, постоянно находилось менее половины мобилизованных, нужный результат был достигнут. С середины Гражданской войны (1919 год) на каждого белого солдата приходилось в среднем пять – шесть красных бойцов. В 1920 году, после победы красных над Вооруженными силами Юга России во главе с Деникиным, данное соотношение приблизилось к 1: 10.

На занятой красными территории компоненты демократического правления еще обнаруживались в первые восемь – девять месяцев Гражданской войны[62]. Но уже тогда политические свободы граждан шаг за шагом ограничивались действиями правительства Ленина – Троцкого и местных красных властей, с легкостью заменявших человеческие права обязанностями.