Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Испанская республиканская демократия, в отличие от американской и подобно российской, была чрезмерно молодой и неустойчивой демократией. У светской Республики «трудящихся всех классов» не было глубоких исторических корней в застойной стране с прочными монархо-клерикальными ценностными ориентациями сельского населения[70]

. Пришедшая на смену тысячелетней монархии Республика существовала всего пять лет. Ее конституция, в пожарном порядке составленная социалистами и либералами, опьяненными бескровной победой над монархией, отличалась от американской в худшую сторону прекраснодушием одних положений и надуманностью многих других и потому не пользовалась уважением ни правых, ни левых. Конституция провозглашала слишком много прав и свобод, обходила молчанием обязанности граждан, весьма невнятно трактовала соотношение функций исполнительной и законодательной власти и возлагала повышенные надежды на Трибунал конституционных гарантий. Между тем большинство испанцев по-прежнему мыслило и действовало в русле правового нигилизма. Ситуацию не могли не усугублять длительный хозяйственный кризис и нарастание беззакония.

Внеочередные парламентские выборы 1936 года оказались третьими по счету за пять лет. Испанское общество устало от выборов и особенно от чередования партий власти[71]

, напоминавшего кадриль реформ и контрреформ. Далее, даже по официальным данным, сторонники Республики получили в масштабе страны меньше голосов, чем монархо-клерикальные партии. Право на формирование правительства республиканские партии, объединившиеся в пестрый блок, назвавшийся Народным фронтом, получили только благодаря причудам мажоритарной системы голосования. Итоги парламентских выборов поэтому оспаривались монархистами в судах, в газетах и на радиоканалах. Судебные разбирательства исхода народного волеизъявления затянулись. Естественно, все это подрывало основы правопорядка и демократии.

Мало помогло успокоению бурлившей страны затребование республиканским правительством у президента временных чрезвычайных полномочий сразу после выборов (чего, заметим, не пытался сделать законник Линкольн в США). Монархо-клерикальные силы истолковали введение чрезвычайного положения как свидетельство шаткости Республики и вместе с тем – как намерение левых немедленно уничтожить частную собственность, религию и другие основы традиционного жизненного уклада. Безнаказанные бесчинства левых экстремистов (см. выше), чего опять же не допустила администрация Линкольна, служили в массовом сознании подтверждением данного прогноза и расширяли ряды противников Республики, к чему ее защитники были подготовлены недостаточно.

Анализ поведения республиканских правителей в 1931‑м – первой половине 1936 года заставляет автора книги повысить рейтинг руководителей Российской республики 1917 года. Если испанским политическим менеджерам за добрых пять лет не удалось предотвратить соскальзывание страны к братоубийственной войне, то еще труднее сделать это было Керенскому и его сторонникам (Коновалову, Милюкову, Скобелеву и т. д), управленческий потенциал которых во многом уходил на противостояние внешней опасности – войне со странами германо-австрийского блока.

Испанская Гражданская война разразилась и продолжалась в условиях открытого массового насилия, зафиксированного в документации государственных архивов и в многочисленных публикациях иностранных наблюдателей – философов Альбера Камю и Франсуа Мориака, писателей Андре Мальро, Джорджа Оруэлла, Людвига Ренна, Антуана де Сент-Экзюпери, Эрнеста Хемингуэя, газетных обозревателей, среди которых выделялись англичанин Генри Бакли, французы Луи Делапре и Жорж Сориа и американцы Джей Аллен и Герберт Мэтьюз. Восстание военных закономерно ухудшило состояние и перспективы испанской демократии.

Непрочность республиканского демократического правления сказалась на первой же неделе Гражданской войны. Не подготовившаяся к отпору Республика тем не менее отразила первый натиск восставших. Однако за романтическим флером стихийной мобилизации экстренно вооружившегося рабочего класса участники событий и их иностранные наблюдатели не сразу разглядели, что Республика в одночасье лишилась 25 % государственной территории, 20 % народонаселения, и что было особенно пагубно, большей части вооруженных сил и основных источников продовольствия. Затем вскрылась ненадежность республиканского тыла в обширной сельской периферии Новой Кастилии, Андалузии и Эстремадуры. Безучастность или враждебность кастильского крестьянства и духовенства к Республике были особенно опасными в связи с расположением столицы – Мадрида в данном регионе.