Лиса. Личные хроники русской смуты

К приходу мужа комната убрана, подходящий к стадии готовности обед весело стреляет маслом на плите, а едва стоящая на ногах жена предлагает побыстрее умыться, переодеться и попробовать свежеприготовленный суп, который уже остывает. Голос мужа звучит всё глуше и глуше, вскоре все звуки сливаются в одно монотонное бормотание. С нетерпением ожидающей похвалы Лисе всё равно. Она больше не в состоянии воспринимать Сашкин рассказ и засыпает прямо за столом. Но спит чутко и даже с закрытыми глазами совершенно бодрым голосом интересуется:

– Сашечка, тебе суп понравился?.. Солнышко, ты ешь поскорее, а то мне не терпится тебе что-то показать…

– Показать?.. Что показать? А ну-ка, марш в постель!

– Да-да, – живо соглашается Лиса. – Я пару минуточек посплю? Ты не обидишься? – и, не дожидаясь ответа, с закрытыми глазами бредёт в спальню. Ткнувшись коленями в кровать, падает на неё как подкошенная. Причём как-то неловко, на самый край. Упала и моментально провалилась в глубокий сон.

Догнавший жену Саша попытался помочь ей переодеться, хотел уложить удобнее, но она не далась.

Ещё нет одиннадцати, и Саша уходит на кухню. Он убрал со стола, вымыл посуду и со спокойной совестью отправился в зал, смотреть телевизор.

В зале на столе, застеленном старинной льняной скатертью, аккуратно разложены детские вещи. Скатерть им на свадьбу подарила мама его Лисы. Саша вдруг вспоминает рассказ о том, что этой скатертью был застелен стол на тёщиной с тестем свадьбе.

Надо же – подарить такую памятную вещь…

Всё вместе, и воспоминания, и картинка рукоделья его жены – сжимает Сашкино сердце щемящей нежностью. Хорошо, когда вокруг тебя умеющие любить люди!

Хорошо!

Расчувствовавшись, Сашка осторожно берёт одну из распашонок, прижимает её ткань к лицу и глубоко вдыхает. На какое-то мгновение ему кажется, что сквозь пока ещё бездушный запах новой вещи пробивается едва уловимый, но такой родной запах его жены… Расчувствоваться окончательно не даёт неожиданный звук. В одной из комнат упало что-то тяжёлое. Или кто-то? Когда Сашка оказался в спальне и на ощупь хлопнул по выключателю, то в залившем комнату ярком свете увидел сидящую на полу Лису. Вид у неё жалкий, растерянный, взъерошенный.

– Саша, у меня внутри что-то порвалось.

– Что порвалось?!

– Не знаю… Что-то.

Он нагнулся к ней, попытался поднять, но она, скривившись от боли, не далась.

– Не трогай, больно… Мне ногу сводит, Саша!

– Не нервничай! Успокойся! Выпрями её до предела и тяни носок на себя! – он очень старался, чтобы его голос звучал максимально спокойно. – Объясни, что случилось? Как ты упала? Почему?!

– Не знаю… Ничего страшного. Не беспокойся. Уже проходит… Нет!!! Не надо! Больно!

Но Саша её не слушал. Встав на колени, он растирал ей стопы, разгоняя кровь от лодыжек к коленям.

– Хватит, Сашечка… Спасибо, не надо больше… Ну остановись уже! – она опёрлась на его плечо и попыталась встать. Поднимаясь, вдруг почувствовала, как из неё потекло что-то густое, тёплое. Потекло совершенно помимо её воли. В тот же миг остро пронзило низ живота.

Неприятные ощущения сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Вслушивавшаяся в себя Лиса боялась сдвинуться с места. Она даже дышала осторожно, через раз. Едва приступ боли отпустил, тут же устремилась в ванную. Что там делала – было непонятно, но вышла оттуда бледная, растерянно посмотрела на мужа и, найдя в его взгляде поддержку и сочувствие, решилась:

– …Саша, у меня там кровь… Много крови…

Признавшись, словно передала ему ответственность за дальнейшее. Стала какой-то сонной, безразличной к происходящему. Звуки окружающего мира, мгновенно поблекшего в своих красках, едва доносились до её сознания. Саша усадил супругу на диван и укутал в старое мамино пальто, уже более года бесхозно висевшее в стенном шкафу. Как и зачем он его нашёл было совершенно не понятно. В своё время руки не дошли выбросить это ветхое помилованное молью старьё, и вот теперь оно на ней… Притерпевшаяся к боли Лиса безмолвно покорилась и думала лишь о том, как всё должно быть плохо, раз на неё надели такую старую вещь…

Она стеснялась даже не ситуации, в которой вдруг оказалась, а своей беспомощности, бесполезности и никчемности. Лиса не любила быть кому-либо в тягость.

Саша куда-то судорожно звонил. Он зачем-то очень громко выкрикивал адрес и её имя. Наверно ей сейчас тоже надо что-то делать и говорить, куда-то идти, что-то предпринимать, но от сковавшего страха, почти ужаса, она всё позабыла. Пришла озабоченная соседка, села рядом с Лисой и принялась гладить ей руки, приговаривая, что всё будет хорошо, но Лиса знала, что все её заверения – чистой воды выдумка.

Что может быть хорошего, когда на ней такое пальто?!..

– Посмотрите, что он на меня надел… – пожаловалась она.

– Саша прав! Нельзя туда хорошие вещи одевать! Не дай бог своруют! Вот будет забирать, тогда и привезёт самое лучшее. А ты засекай время, сынок, засекай!

И Саша засекает. С часами в руке он нервною тенью маячит у окна. «Скорой» всё нет. Впрочем, что ещё можно ожидать в том вселенском бардаке, в который превратился Баку девяностых? Сашка, считавший себя человеком выдержанным и невозмутимым, и подумать не мог, что так разволнуется. Как мальчишка!

Он бы и рад помочь Лисе, забрать себе всю её боль и страдания, но не знает как. Да и разве возможно такое? Единственная сейчас доступная для него эмоция – волнение за жену и маленького, ещё не рождённого сына. И кто бы знал, как это, оказывается, непросто! От запредельного напряжения Сашка стал хуже соображать и ориентироваться. Стал уязвимым. Может, так и надо? Может, так оно у всех?..

Час спустя темноту двора прорезают фары подъезжающей кареты «Скорой помощи».

– Уф-ф… – облегчённо выдыхает Сашка. – Приехали, слава Богу!