Литература как социальный институт: Сборник работ

Х. Р. Яусс связал изменения в толкованиях произведения со сменой его восприятия публикой (включая обсуждение литературы в быту, использование ее определенными группами читателей и читательниц как «высокого» или полезного образца, «настольной книги», учебника жизни» и т. п.) – с разными структурами нормативных ожиданий той или иной тематики и техники у разных категорий читателей, со сменой групп и периодическим обновлением этих стандартов[390]. Аналогичный ход, но уже в применении к писателю и к литературным приемам, которые он использует в перспективе определенного читателя в расчете на его интеллектуальный багаж и жизненный опыт, проделал В. Изер. У Яусса этот метод позволил зафиксировать смену «горизонтов рецепции произведения публикой», у Изера – систематизировать и формализовать характеристики внутритекстового адресата («имплицитного читателя») и типовые коммуникативные стратегии «имплицитного автора»[391]. Применение подобного подхода к истории литературы как социокультурного института, системы ролевых взаимодействий позволило увидеть влияние, казалось бы, экстралитературных факторов (например, издательских стратегий, оформительских и типографских решений) на собственно литературную (жанровую, стилевую) эволюцию, особенно при переходах словесного образца из культуры в культуру, переводах и переделках

[392].

Глава 2. Общество и литература: историческая трансформация понятий

Литература и модернизация общества. Функции и границы понятия «литература»: историко-социологический очерк. Литература и программа культуры

Всякий раз, когда встает проблема «литература и общество», нередко еще и сегодня молчаливо подразумевается, что «литература» (и «искусство» в целом) – такое же особое и однозначное, само собой разумеющееся целое, как «общество» (почему их и можно приравнивать, соотнося либо противопоставляя). Причем проблему эту обнаруживают и в греческой архаике, и в племенных обществах Мезоамерики, и в персидской или японской придворной культуре. Однако сама возможность так автономно понимать и соотносить затем «общество» и «литературу» сложилась весьма поздно. Оба эти феномена социально обусловлены и являются характерным продуктом исторических обстоятельств, моментом в развитии общественных систем определенного типа.

Фактически весь комплекс вопросов, связанных с отношениями между литературой и обществом, складывается в совершенно конкретной и особой социально-культурной ситуации. По существу, речь здесь идет о формах осознания и представления того, что вообще называется «обществом». Для наших целей мы можем условно выделить три типа понимания общества (применительно к Европе, а соответственно, к проблематике модернизации социокультурных систем можно говорить при этом о трех фазах движения или развития социума).

Первый – общество равнозначно «высшему» обществу, придворным кругам, родовой аристократии и ориентирующимся на них книжнообразованным представителям третьего сословия.

Второй тип – собственно гражданское, или буржуазное, общество. Для него в интересующем нас здесь плане прежде всего характерны:

– трансформация статусно-иерархических отношений в мобильные структуры социальных позиций, открытых для достижения;

– оформление различного типа идеологий развития (прогресса, просвещения, индивидуального совершенствования, социальных или культурных утопий);

– появление слоя свободных интеллектуалов, которые профессионализируются на обобщенном смыслоопределении текущей реальности, критике существующего порядка, выдвижении и рационализации реформаторских идей и представлений в формирующемся вместе с ними и во многом их усилиями пространстве «общественности» и «общественного мнения», «публичной сфере»[393].

На данном этапе собственно сословное благородство (этос honnête homme) превращается в психологическую категорию личного достоинства и воспитанности, аристократический дух рода становится корпоративной идеологией национальной культуры, а идея совершенной монархии cублимируется в проект социального преобразования общества, т. е. в различные сменяющие друг друга виды социальной критики и утопии. Наконец, третий тип воплощает в себе представления об обществе как «современном» (развитом, цивилизованном) и «массовом» (демократическом, рыночном).