Зорин пил неторопливо и с интересом ждал продолжения дискуссии. А Семенов вообще обходился без глотков и втягивал в себя пиво непрерывным потоком, за что пользовался в своей среде особым уважением — нетривиальные умения ценились.
Первую кружку раньше всех осушил Бабышев и сразу же ринулся в бой:
— Ты же на них посмотри. Они же все друг за дружку держаться. Только в их среду попадешь, так они тебя враз сожрут. И хитрые. Говорит с тобой, улыбается, вроде, друг-товарищ, а сам только и думает, как бы тебя обжулить и к себе в Израиль с деньгами рвануть. Мне вот скрывать нечего, у меня широкая русская душа нараспашку. Вот он весь я! — Бабышев развел руки в стороны, открывая взорам товарищей заляпанный и потертый пиджак с одной оторванной пуговицей, — мне нечего скрывать, — повторил он, — и стыдится нечего. А все потому что… Бабышев начал вспоминать, почему же это ему нечего стыдиться.
— Инопланетяне тоже все друг за дружку, — вставил Семенов, а Зорин согласно кивнул.
Через пару часов Бабышев, Зорин и Семенов распевали нестройным трио "… и за борт ее бросает… ". Пятнадцать кружек пива уже находились между гаражами в десяти метрах от пивной, это место играло роль общественного туалета для завсегдатаев палатки, а еще пять-шесть кружек покоились в их желудках, но на волю пока не просились. Жизнь била ключом.
На следующее утро Семенов проснулся в своем обычном состоянии, с дурным настроением и больной головой. Отработанным за многие годы жестом, он свесил руку с кровати, нащупал заранее подготовленную бутылку пива, открыл ее об металлическую спинку и вылил ее содержимое себе в рот. Настроение не улучшилось, но головная боль начала стихать. Полежав несколько минут, Семенов решил, что уже готов вставать. Это ему удалось, хотя и не без труда, он поплелся в ванную с целью совершить ежедневный ритуал неаккуратного сбривания растительности с лица.
В ванной он немного постоял перед зеркалом и потянулся к бритве, при этом немилосердно скребя гениталии. От гениталий он плавно перешел к животу и вдруг какое-то непривычное чувство заставило его оторвать взгляд от зеркала. Взглянув на живот, Семенов выронил бритву из рук и издал звук, напоминающий попытки повешенного закричать. Весь живот был черным. Граница почернения проходила в нескольких сантиметрах от сосков, дальше чернота спускалась вниз, исчезая под трусами, с боков она заканчивалась в районе подмышек. Семенов в ужасе сдернул трусы, опасаясь за свое мужское достоинство. Там было все в порядке, если не считать черноты, которая, впрочем, не доходила даже до середины тазовой кости.
Однако, после минутного размышления, Семенов подумал, что уже и этого достаточно, чтобы впасть в панику. По этому поводу он выпил успокоительного, которое он держал на крайний случай (деревенский, 76 градусов), и направился в поликлинику.
Всю дорогу в автобусе его била мелкая противная дрожь, и преследовала мысль, что инопланетяне, видно, перепутали его с кем-то из правительства, или, того хуже, начали вторжение на Землю. Когда он вышел из автобуса, его посетила мысль, что, может быть, инопланетяне тут не причем, а просто он болен какой-то редкой болезнью. Семенов начал вспоминать, не говорили ли по телевизору чего-нибудь об эпидемиях с похожими симптомами. Вроде, не говорили. В очереди он подумал, что, может, он чем-нибудь испачкался. Но расстегнуть рубашку, чтобы проверить это, он не решился. Поэтому он просто сидел и думал, что выйдет очень неловко, если врач ехидно спросит его: "а вы мыться не пробовали".
Наконец, пришла его очередь. Врач производил впечатление интеллигентного и знающего человека, каких Семенов очень уважал. Он даже подумал, что зря он так долго не ходил в поликлинику и не познакомился с этим человеком раньше.
— Фамилия? — вежливо спросил врач.
В ответ Семенов протянул ему талончик.
— Чего они тут написали? — пробормотал под нос врач, — Симонов? Семенов?
— Семенов, — сказал Семенов, не решаясь начать разговор.
— Подойдите поближе, чего вы в дверях то стоите. Вот стул, специально для пациентов поставлен, садитесь, пожалуйста, — врач указал рукой на стул, и Семенов послушно сел на него.
— На что жалуетесь? — продолжил врач безо всякой паузы.
— У меня что-то с животом.
— Боли? Стул жидкий?
— Нет, он — черный, — сказал Семенов, и заметив, что врач начал бледнеть, уточнил, — живот черный.
— Снимите рубашку, — сказал врач.
Семенов послушно снял рубашку и показал врачу живот.
— Болит? — еще раз спросил врач.
— Нет, — ответил ему Семенов.
Врач подошел к Семенову и начал ощупывать его живот, постоянно спрашивая:
— А так? Нет. А вот здесь?
Вдруг он принюхался:
— Вы пьяны?!!
— Только чтобы успокоиться, — промямлил Семенов.
— Чтобы успокоиться, пейте валерьянку! — врач не на шутку разволновался, как вас зовут?
— Семенов, — ответил Семенов.
— Это я уже знаю. Как ваши имя и отчество?
— Василий Петрович.
— Так вот, Василий Петрович, вы кем работаете?
— Электрик я на заводе.
— И часто вы на заводе пьяный?
— Бывает…
— А представляете, Василий Петрович, если я вас буду пьяный лечить? Вам это понравиться?