Лицей 2020. Четвертый выпуск

Обидно заныла рука, в затылке сжалось. Всё прошло и наступило снова. Круговорот дерьма в природе.

Нырнул в карман, обнаружил немного денег: хватило бы на цветы или конфеты. Но прощение не купишь, и он тихонечко постучался.

Щёлкнул замок. Понял, что можно зайти. Ни крика, ни сцен.

В кухне гудел холодильник, звенела вода. Жена мыла посуду, ссутулившись и согнувшись.

— Давай помогу?

Она выпрямилась, будто хотела сказать что-то, но ничего не сказала.

— Прости меня. Я смогу. Ты только верь, пожалуйста.

— Да ладно, — ответила, — привыкла. За столько-то лет.

Он был совсем рядом, когда повернулась. На чужом лице с рябой морщинистой кожей разглядел её вечную родинку. А глаза не узнал. Ни запаха, ни тела, ни себя рядом с ней. Совсем старая и совсем нелюбимая. Обняла его, даже не обняла, а только прикоснулась к плечу и холодно поцеловала в шею.

Хотелось выпить, вернуть молодость, а больше ничего не хотелось.

Сердце Чечни

Пиво им не продали. Сказали, купить можно только утром. С девяти до десяти.

Жарков взял минералку, потому что в поезде — пили, и теперь похмелье, все дела. Степнов попросил «бомж-пакет» — лапшу быстрого приготовления.

Они выбрали скромную гостиницу между проспектами Путина и Кадырова. Молодой человек со жгучей плотной бородой не очень приветливо передал ключ.

— Номер на двоих?

— На двоих, — подтвердил Жарков.

Администратор многозначительно хмыкнул и попросил расписаться в бумагах: с порядком проживания и пользования общим имуществом ознакомлены.

— Курить можно? — спросил Степнов.

— Во дворе, — ответил чеченец, — здесь написано.

Скромная комнатка на втором этаже. Хорошо хоть кровать не общая. Им выдали по триста рублей на сутки — ешь не хочу — и две тысячи на проживание. Командировка. Крутись как хочешь.

— Всё равно бухать нельзя, — Степнов искал плюсы, — проживём.

— Предлагаю по-быстрому. Туда-сюда, и домой. Проедем, найдём. Здесь он, точно.

Грозный жил неспешной жизнью. Разве что шумели дороги. Резвые «тазы» гнали на красный, опережая чёрные «камрюхи» и белые «крузаки».

Они встали у «Сердца Чечни». Мечеть щедро заглатывала всех и каждого: правоверных и не очень, туристов и местных.

Не пошли. Топтались рядом. Не знали, куда и что.

— Салам алейкум, — сказал один. Потом повторил другой и третий.

— Малку сала, — неразборчиво ответил Жарков, словно мог, понимал, умел говорить на чужом и страшном языке.

В полдень имам благодарил Всевышнего Аллаха за мир, стабильность и благоденствие в Чечне.

«Бисмилляхи Рахмани Рахим», — слышалось отовсюду.

Выяснили, что нужно сесть на «сто первый», а там пешком. С площади Минутка уходили автобусы. Нашли свой, расплатились сразу. Жарков хотел занять свободное место, но Степнов шепнул: «Не надо» — и указал на женщин, вползающих внутрь.

Женщины шумели. Стали тише, когда заметили их — чужаков: светлых, выбритых, обычных. Степнов указал на сиденье возле окна, и одна, молодая, сразу села. Остальные, чуть старше, разбрелись поочерёдно. Потом зашли местные мужчины, и снова поднялся живой насыщенный разговор.

Молодая прятала взгляд. Тёмный платок покрывал голову и шею, а лицо светилось розовым. Жарков смотрел и смотрел, без стеснения. Степнов толкнул его, девушка заметила, и розовый стал красным.

Вышли на пятой где-то остановке. Спросили водителя, здесь или нет. Старый чеченец с седым щетинистым подбородком кивнул и произнёс на весь автобус: «Улица Даудова».

— Летом здесь, наверное, лучше.

Ветер раздувал свежую морось, серое небо готовилось к дождю, блестел чёрный январский асфальт.

Совсем другой Грозный — стоило покинуть центр. Советские пятиэтажки, тупиковые дворы, ларёчки с вывеской «Шаурма халяль». У дороги бегала ребятня. Мальчики с оружием: две дощечки, наскоро прибитые, вот и весь Калашников.

— Акрам! Умар! — кричал самый мелкий.

Жаркову послышалось «Аллаху Акбар», он обернулся.

Мальчонка расстрелял его криками «дыш, ты-би-дыщ». Подошёл Степнов, перекуривший по-быстрому за гаражным боксом. Выстрелы прекратились.

— Двадцать третий дом? — спросил Жарков.

— Угу, — ответил мальчик и убежал к своим.

Постояли в подъезде, прислушались. Первый этаж.

— Что думаешь?

Степнов постучался. Кажется, постучались в ответ. Протопали по кафельному полу.

— Здравствуйте, — произнёс Жарков, и девушка, не отпуская дверной ручки, кивнула тихонечко и осторожно.

Показали удостоверения. Спросили, дома ли Аслан.

— Аслан здесь не живёт, — уверенно сказала хозяйка.

Она стояла без платка перед чужими мужчинами и знала, что Аллах обязательно её накажет, но всё равно разрешила пройти.

— Я не знаю, — ответила на вопрос, где может находиться её муж, — хотите чаю?

Степнов отказался, а Жарков согласился.

— Хватит на всех. Пожалуйста, не стесняйтесь, — попросила и, отвернувшись, одним движением покрыла голову плотной лиловой тканью.

Приятно пахло. Заварка из сухофруктов и домашние рогалики с вареньем. Жарков расслабленно прижался к стене. Степнов на привычном взводе сидел на табуретке и прислушивался к любым сторонним шорохам.

— Вы одна? — спросил.

— Да, — улыбнулась, — мальчики на улице с самого утра.