Лицо другого человека. Из дневников и переписки

То, что мы называем «рациональною теорией», всегда эгоцентрично, ибо развивается из чего-то принятого за разумное для себя, а затем все прочее пристраивает и проверяет логически по этому разумному. Центр не в том, что существует вне и независимо от меня, но в том, что в существующем разумно для меня!

Поэтому всякая теория по природе своей есть успокоение человека касательно действительности на гем-то, что кажется ему разумным. Это не Истина и не Бытие, как они есть, но что-то ассимилированное человеком из Истины и Бытия по его человеческому шаблону – выборка из полноты Истины и Бытия того, что «по недугу», по склонности, по доминанте человека.

Читаешь у Горького про нижегородских людей, про бабушку его, про деда, про староверческого наставника и видишь, что то, что от наиболее ранней юности, воспринято им цельно и без теорий, потому и читается это как сама правда; читатель так же обогащается бабушкой, как некогда обогащался ею сам автор. В меньшей степени это от деда, ибо дед, при всем своем уме и ладном слове, представляется неприятно обидчивым и злопамятным, вот таким, каким стал сам Алексей Максимович в позднейших своих наблюдениях и впечатлениях от жизни. Дед остается неоконченным, загадочным и неразрешенным, – так и умирает, не сказав про себя как следует! Может быть, начинающая самость, предвзятость в отношении деда, уже свое внутреннее заболевание помешали автору раскрыть своего деда пошире!

Еще теоретичнее и придуманнее у Горького староверческий отец. Тут сразу чувствуется известная искусственность, набранность отца из осколочков, частью из других людей, кажущихся автору «типичными», частью из книжек… Читаешь у Алексея Максимовича о бабушке и учишься многому новому, как учился у нее когда-то сам юный ее внучек. Едва ли не главная черта бабушки, от которой зависит в ней все остальное, это уменье учиться, непрестанно питаться (внимание и послушание) и готовность искать и признать вину в себе (отсутствие самоутверждения). Век живи – век учись у живой действительности, у правды Божией, – говорит широкая душа, готовая всему в мире внимать, всего послушать от сердца, изгоняя свое самоутверждение с самого корня. Такова голуба-душа Акулина Ивановна!

Все плохо, все мерзко и бессмысленно, – говорит дедушка-моралист:

нечему учиться, а учить буду я сам, только бы вот подначитаться мне по книжкам! Таково слово обиженного человека, ибо обиженный человек всегда непременно – моралист. Обиженный, т. е. тот, кто чувствует себя обиженным от действительности, стремится уединиться, самоутвердиться, за всем наблюдать из себя и через себя!

Читаешь потом про староверческого отца и чуешь одно: вот ведь как сумел себя Алексей Максимович успокоить относительно этих людей! Вот как пришлось ему перерисовать и переделать тип отца, дабы более не беспокоиться от него! Так «ассимилировал» себе взрослый Горький и староверческого наставника и схимника из «Исповеди»; и не сдвинулся со своего, ничему не научился, остался в своем самоутверждении сам собою. А люди еще вредили ему, подтверждая: вот ведь какой твердый и самостоятельный человек наш учитель Горький!

А бабушка бы сказала: горе мудрым о себе, Олешинька, и горе разумным пред самими собою! Богат и мудр кажется такой сам себе; а он беден, и нищ, и убог!

Ну какую же, в самом деле, новую мудрость проповедует Алексей Максимович, если оставить ему на его совести нестерпимый его морализм,

так навязчиво повторяющий с дьяком Еремеем: не так живете, не так, улица у вас узка и церковь больно низка? Мудрость Алексея Максимовича в том, что унизительно и низко для человека не стремиться к своему счастию, ко всяческому своему благополучию и образованию! Поэтому всякий, уклоняющийся от этого простого пути или отклоняющий других от него, – человек вредный и ничем не извиняемый.

Что же тут сказать? Что тут сказала бы бабушка?

Ведь всякий, решительно всякий, от волжского «мартышки», гоняющего за дровами, до братьев Каменских с их пароходами и до губернатора на Кремлевской горе, – все и без того во все лопатки устремляются к счастию и благополучию, каждый так, как его себе понимает. Ну и что же из этого? Со стороны смотреть на это или мило и приятно, если ты – бабушка Акулина Ивановна, или тоскливо, если заглянуть в близкое будущее каждого из людей, или, наконец, обидно и досадно, если ты обиженный в себе моралист, фарисей и теоретик.