И вот в одночасье мы оказались втянуты в войну – все разом, без малейшего разумного объяснения. Вместо доводов и фактов нас кормили проповедями и пропагандой. Все военные репортажи, которые мне встречались, звучали бесчеловечно, как описание смертельной футбольной игры между командой героев и командой дьяволов, где счет ведут по «количеству убитых противников» и «соотношению потерь». Американских погибших оплакивали, но недостаточно; над ними следовало бы рыдать, задавая неустанные горькие вопросы: во имя чего принесены в жертву эти молодые жизни? О вьетнамцах, очевидно, вовсе забыли, за исключением готовых клише в официальных речах. Об американских бомбардировках рассказывали так, будто бомбы – избирательное оружие или будто на территории Вьетнама жили только враги. Но под этим градом бомб жили обычные вьетнамцы. Их безжалостно «освобождали от агрессии».
Я не имела ни малейшего желания узнавать о новых методах ведения войны и наблюдать, как молодые парни убивают друг друга по приказам стариков. Но в конечном итоге я отправилась в Южный Вьетнам, потому что должна была узнать сама – рассказать мне никто не мог, – что творится с лишенным голоса вьетнамским народом.
Война нового типа
Сразу по прибытии в Южный Вьетнам американские солдаты слушают идеологическую лекцию – им зачитывают тридцать размноженных на мимеографе листов серьезного, всем понятного и похвально человеколюбивого текста.
Лучше всего, кажется, его смысл передают следующие абзацы: «Мы с вами знаем, что мы здесь для того, чтобы
И этот: «Из всего сказанного должно быть ясно, что мы находимся в состоянии войны нового типа. И наша цель – нечто более серьезное, чем просто „убивать вьетконговцев“[96]
. Конечно, мы должны убивать вьетконговцев, но есть и более важные цели. Чтобы одержать полную и окончательную победу в этой войне, мы должны помочь правительству Южного Вьетнама завоевать сердца и умы жителей Южного Вьетнама».Вот такими простыми терминами описана американская доктрина во Вьетнаме; и хотя мои контакты с американскими официальными лицами, гражданскими или военными, были краткими и мимолетными, у меня сложилось впечатление, что они искренне в нее верят, особенно в главный постулат: американцы находятся во Вьетнаме, чтобы помочь народу, и они ему помогают. (В лекции под «народом» понимаются крестьяне, составляющие 80 % населения страны.)
Куинён, столица провинции Биньдинь, когда-то был красивым морским курортом для французских правителей[97]
и одновременно – рыбацким поселком с населением в 20 тысяч человек. Теперь здесь расположился новый порт, и говорят, что сейчас тут живет 200 тысяч человек. Любые статистические данные о Вьетнаме – в лучшем случае честные догадки, но чаще они оказываются пропагандистской чепухой. Куинён сегодня – огромный тыловой склад американской армии, покрытый завесой красной пыли, которую вздымают колеса армейского транспорта; город задыхается от липкой жары. Здесь есть обычные палаточные городки солдат, дешевые бары, прачечные и магазины, которые расцветают везде, куда приезжают американцы, бывшие отели и виллы, превращенные в штабы, столовые и казармы, а еще повсюду лачуги беженцев, выстроенные из чего угодно – от бумаги до пивных жестянок. По оценкам, в черте города ютятся 72 тысячи беженцев, но на самом деле никто не может сосчитать растущие полчища изгнанных из своих домов крестьян.В каждой столице провинции Южного Вьетнама есть бесплатный госпиталь для гражданских. Больница в Куинёне до отказа переполнена ранеными крестьянами: мужчинами, женщинами и детьми всех возрастов – и никто из них не остался бы в живых, если бы не новозеландские операционные бригады, которые работают в этой больнице с 1963 года. Труд этих врачей и медсестер выше всяких похвал.