В детском отделении провинциальной больницы Куинёна я впервые увидела, что творит напалм с человеческим телом. Ребенок семи лет, размером с наших четырехлеток, лежал на койке у двери. Напалм сжег ему лицо, спину и одну руку. Обожженная кожа напоминала распухшее сырое мясо; он растопырил пальцы руки, жесткие и негнущиеся от ожогов. Его накрыли обрывком марли, ведь для его кожи невыносим любой вес, как, впрочем, и воздух. За ребенком ухаживал его дед – истощенный старик, наполовину ослепший от катаракты. Неделю назад на их деревню сбросили напалмовые бомбы. Старик отнес внука в ближайший город, а оттуда на вертолете их доставили в больницу. Всю неделю маленький мальчик плакал от боли, но теперь ему стало лучше. Он перестал плакать и только извивался, словно пытаясь увернуться от непостижимой для нас пытки.
Чуть дальше в той же палате другой ребенок, тоже семи лет, постанывал, как скорбящая голубка; он все еще плакал. Мальчика тоже обожгло напалмом в той же деревне. Его мать стояла над койкой, обдувая маленькое тело в беспомощной попытке охладить влажную красную кожу. Я не понимала, что она говорила ему по-вьетнамски, но в ее глазах и голосе легко читалось, с какой радостью она приняла бы страдания ребенка на себя.
Отвечая на вопросы моего переводчика, старик рассказал, что многие в их деревне погибли от огня, многие сгорели – вместе с домами, садами, скотом и тем скромным имуществом, которое они скопили за всю свою жизнь. Обездоленный, бездомный, больной от усталости и отчаяния, он следил за каждым движением маленького скорченного тела своего внука. Вьетконговские партизаны прошли через их деревню в апреле, и их след уже давно простыл, когда в конце августа с неба упали напалмовые бомбы.
Напалм – это загущенный бензин, которым наполняют бомбы длиной примерно в пару метров. Взрываясь от удара, бомба выплевывает комки этого пылающего вещества, и яростный огонь пожирает все на своем пути. Никто, кроме нас, не владеет этим оружием, и мы одни свободно применяем его в Южном Вьетнаме. То, насколько ожоги смертельны, зависит от их глубины и площади. Если обожжено до 30 % поверхности кожи, пострадавший умрет в течение 24–48 часов, если ему не оказывать постоянную квалифицированную помощь. Пока не затянется огромная рана – открытая поверхность, оставленная напалмом, – существует опасность заражения столбняком и другими инфекциями. Поскольку транспортировка раненых гражданских лиц зависит от случая, а в больницах нет ни персонала, ни оборудования для специального лечения ожогов, видимо, дети, выжившие после напалма и дожившие до формирования шрамов, – те, кто меньше всего обгорел и кому повезло вовремя добраться до больницы.
Напалм убивает или калечит детей из-за того, как ведутся бомбардировки. Поддерживать пехоту с воздуха в зонах боевых действий – одно дело. Днем и ночью бомбить деревни, полные женщин, детей и стариков, – совсем другое. Бомбы – оружие массового уничтожения. Военные цели, то есть вьетконговцы, – маленькие, быстро передвигающиеся люди, которых бомбы никак не могут отличить от крестьян. Поэтому они равнодушно калечат множество детей и при этом небольшое количество партизан. Поливать южновьетнамские деревни огнем и сталью из-за сообщений, будто там находятся вьетконговцы (часто ложных), – это как если бы вы сожгли дом вашего друга вместе с его семьей из-за того, что услышали, будто в подвале завелись змеи.
Южный Вьетнам немного меньше штата Миссури. Бедствие, которое сейчас обрушивается на его жителей, настолько необъятно, что ни один человек не видел всех его граней. Но каждый в Южном Вьетнаме, местный или иностранец – в том числе американские солдаты, – знает о вреде, причиненном вьетнамским крестьянам, которые ничего плохого нам не сделали. Мы не можем все пересечь Тихий океан, чтобы самим судить о том, что больше всего влияет на наше настоящее и будущее, а также на репутацию Америки в мире; но мы можем послушать очевидцев. Вот свидетельства нескольких частных лиц, таких же, как мы с вами.
Американский хирург, работавший в провинциальной больнице в Дананге, северном городе, который сейчас заполнен беженцами и служащими американской портовой базы:
– Дети там недоедают, они плохо одеты, живут в ужасных условиях и каждый день подвергаются ударам, которые предназначались для кого-то другого… Многие дети умерли от ран, полученных в результате войны, потому что рядом не было никого, кто мог бы о них позаботиться. Многие погибли от страшных ожогов. Многих убило осколками снарядов.
Поскольку все молодые мужчины либо были призваны во вьетнамскую армию, либо присоединились к Вьетконгу, «когда бомбят деревню, непропорционально много гражданских становятся жертвами. Если бы кто-то бомбил Нью-Йорк, пострадало бы много мужчин, женщин и детей, но во Вьетнаме жертвы – почти исключительно женщины, и дети, и несколько стариков… Соединенные Штаты демонстрируют отвратительную небрежность. Бомбят деревни, расстреливают мирных жителей без какой-либо понятной военной цели, и это ужасно».