Лицом к лицу

— Цагуришвили — наш поэт. Я же говорю, мадам, что трудно разобрать — то ли это казарма, то ли консерватория, то ли клуб писателей, то ли университет!

— Вам, господин капитан, остается только гордиться такими солдатами, — заметил Качкачишвили.

Дата Качкачишвили был среднего роста, широкоплечий. Его бледное бритое лицо с широкими скулами, крючковатым носом и серыми глазами казалось совершенно бескровным. Высшее образование он получил в Париже и по специальности был химиком. Однако по возвращении на родину отказался от химии и занялся журналистикой. Дата Качкачишвили, как и Платон Могвеладзе, мог без конца ораторствовать, хвастать своими познаниями в области философии, литературы, искусства. Временами он запоем читал французские романы, а потом вдруг начинал просиживать дни и ночи над составлением каких-нибудь грандиозных проектов. То он пытался повести изыскательские работы по разведке новых рудных месторождений, то разрабатывал проекты заводов, фабрик, электростанций. В последние годы он был увлечен составлением комплексного проекта, по которому Кура, соединенная с Рионом, будет впадать не в Каспийское, а в Черное море, на побережье которого появятся новые гавани и верфи. Проектировал он и сооружение транскавказской железной дороги с тоннелем под Главным Кавказским хребтом. Территорию Грузии он намечал расширить в ближайшее десятилетие до Трапезунда, а население ее довести за это время до двадцати пяти миллионов человек.

Все эти планы его и проекты не имели ни политического, ни экономического обоснования. Секретом как для самого автора проектов, так и для тех, кого он знакомил с ними, оставалось самое главное — с чьей помощью, за чей счет, на какие средства рассчитывал он производить все это грандиозное строительство.

— Сколько же придется затратить средств на сооружение транскавказской железной дороги? — поинтересовался однажды Кукури Зарандия, убедившись, что имеет дело с человеком не совсем нормальным.

— Сколько? — переспросил Качкачишвили. — У меня высчитано все с максимальной точностью. Два миллиона пятьсот тысяч триста пятьдесят рублей. Кстати, говорят, что ты хорошо знаком с председателем правительства — Гегечкори. Помоги мне с утверждением проекта постройки дороги. А пока — нет ли у тебя пятидесяти рублей? Одолжи до получки…

— Интересно, кто кого дурачит? — стали хохотать друзья Кукури Зарандия.

Шутка эта долгое время передавалась из уст в уста.

Обменявшись несколькими фразами с Эстатэ, Дата занял разговором его жену и дочь, блистая своим знанием французского языка, так необычно звучавшего в казарме.

Офицеры и молодые артиллеристы не спускали глаз с Нино, которая действительно была прекрасна в своей черной меховой шубке и такой же шапочке, наподобие папахи.

Корнелий, все время следивший за Нино, завидовал сейчас Дата Качкачишвили, который так свободно изъяснялся с ней по-французски. Дата с увлечением рассказывал ей содержание только что прочитанной им новеллы. Нино слушала его с неподдельным вниманием и волнением, искренне переживала трагическую судьбу девушки, над чьей любовью надругался какой-то негодяй.

Цагуришвили подмигнул Корнелию, что должно было означать: «Поглядывай за этим фруктом»…

Тереза в это время осматривала постель сына.

— Как же ты спишь на таком тонком тюфяке, — тяжело вздохнув, сказала она, — под таким жиденьким одеялом? Бедненький ты мой!

— Сплю, как все спят, ничего со мной не сделается.

— Как это «ничего не сделается»? — обратилась Тереза к Маро. — Ты ведь хорошо помнишь, что дома он спал у меня на перинах. Разве я позволила бы…

— Будет тебе, мама, — оборвал ее Корнелий. — Я же просил… Ведь здесь казарма, а не пансионат…

Тереза присела на койку Корнелия, а Эстатэ и Алексидзе, стоя у окна, продолжали начатый разговор.

— Если бы турки удовольствовались Карсом и Ардаганом, ну, еще так-сяк, черт с ними! — возмущался Эстатэ. — Но ведь у них аппетит растет и растет… Посмотрите только, какую игру они ведут с нашей делегацией в Трапезунде!

— Кстати, что слышно о переговорах? — спросил Алексидзе у адвоката, зная, что тот близок к правительственным кругам.

— Хорошего мало, — пожал плечами Эстатэ. — Ничего не получается из переговоров. Турки подходят к Батуму и не сегодня-завтра займут его.

— Что же нам делать? Что?..

— Если меньшевики не прекратят заниматься политическими фокусами, если они не положат конец игре в какие-то там закавказские сеймы вместо того чтобы объявить Грузию самостоятельным государством, тогда, я вам откровенно скажу, спасения нет, мы погибли! Турки прямо заявляют: «Объявите независимость Грузии, и тогда мы договоримся».

— Ну, так и нужно сделать: распустить этот Закавказский сейм и объявить независимость! — воскликнул неискушенный в политических делах капитан. — А чего еще ждать?

— Да, сейм нужно распустить, независимость нужно объявить, — немного пораздумав, согласился Эстатэ. — Говорят, Германия согласна взять Грузию под свое покровительство. Тогда турки не будут нам страшны.