Любимая игрушка Создателя

– Я нисколько не сомневаюсь в высочайшем, как вы изволили выразиться, мадам, профессионализме, моих… противников, – начал террорист, и в голосе его прозвучала ирония. Он не испытывал ни малейшего страха за свое будущее или неловкости за содеянное, похоже, у него были припрятаны козыри для прессы, после обнародования которых миру станет не до него. – Почему поймали? Я правильно понял вопрос? – Он выдержал паузу и сказал, доверительно понизив голос: – Знаете, обо мне пишут так много всякой ерунды… сами знаете! – Он рассмеялся. – Мне давно уже хотелось встретиться с вами, представителями мировых массмедиа, чтобы поговорить без помех, по душам, честно ответить на ваши вопросы… открыть свое истинное лицо, опровергнуть глупые слухи. Опять же, перемыть косточки общим знакомым. И единственной возможностью устроить это был… мой недосмотр, как вы выразились. Другими словами, я позволил себя поймать, пожертвовав собой ради истины. В этом мы с вами родственные души и даже, в известной мере, коллеги – вы ведь тоже частенько жертвуете собой ради истины.

Йоханн был многословен, чувствуя себя в центре внимания, сидел, непринужденно развалясь, в кресле, улыбался, пережидал смех в зале. Пресс-конференция стремительно перерастала в фарс.

Андрей вслепую черкал что-то в блокноте, чтобы не выделяться среди журналистской братии, а сам не сводил взгляда с человека на подиуме, глядя ему прямо в центр лба, в точку между белесыми бровями. Тяжесть в затылке перешла в пульсирующую боль. Не свалиться бы, подумал он. Оперся плечом о стену, перенес тяжесть тела на правую ногу, чтобы унять дрожь в колене, до боли сжал руки в кулак. Блокнот упал на пол, но он этого не заметил. Боль в затылке нарастала. Ему показалось, что он слепнет – улыбающийся человек на подиуме слегка расплылся и начал терять очертания. Вдруг Андрею показалось, что вместо головы у террориста череп, скалящийся крупными блестящими зубами, с черной дырой носа и выпуклыми лобными долями. И в середине гладкого костяного лба круглое отверстие вроде пулевого, как на виденном когда-то в музее черепе бизона, насчитывающем двадцать пять тысяч лет…

Он и сам не понял, что произошло. Йоханн Фрауэнхофер вдруг запнулся посередине фразы, поднес руки к голове, прижал пальцы к вискам. На лице его появилось выражение человека, прислушивающегося к едва слышным далеким голосам. По залу пролетел шумок. Присутствующие недоуменно переглядывались. В зале за считаные секунды сгустилась напряженная тишина, тяжелая, как предчувствие. Йоханн вдруг страшно вскрикнул, резко взмахнул руками, попытался привстать с кресла, но тут же рухнул обратно, вытянув ноги далеко вперед. В следующий миг голова его взорвалась как бомба, с той лишь разницей, что произошло это абсолютно бесшумно. Кровавые ошметки мозга и осколки черепа разлетелись по подиуму и достигли первых рядов. Фонтан крови из разорванной шейной артерии ударил в потолок. Зал на миг замер в ужасе, никто не понял, что произошло. Телохранители опомнились первыми – выхватывая оружие и опрокидывая репортеров, они ринулись в зал. Тут же раздался истошный женский визг, послуживший сигналом для остальных. Вслед за ним раздались испуганные вопли, и началась вселенская суета. Через минуту все в зале смешалось. Секретные агенты кричали в микрофоны, щелкали блицы, репортеры, пуская в ход кулаки, толкаясь и схватываясь врукопашную, с ревом рвались к сцене, чтобы увидеть своими глазами, что там происходит. Их сбрасывали с подиума, они поднимались и снова шли на приступ. Начиналась куча-мала, массовое буйство. Опьяненные запахом крови, люди потеряли над собой всякий контроль. На полу валялись разбитые очки, блокноты и раздавленные мобильные телефоны. Кто-то кричал истерически в свой мобильник: «Его замочили! Йоханна замочили прямо в зале, сейчас, сию минуту, на моих глазах! Снайпер! В голову! Разлетелась как гнилая тыква! На первую страницу! И фотографии!»

Андрей неторопливо вышел из зала. Суматоха нарастала. Ему удалось выскользнуть за минуту до того, как захлопнулись все входы и выходы и здание отеля «Марриотт» превратилось в мышеловку. Он углубился в парк напротив гостиницы, обессиленный, рухнул на длинную парковую скамейку, чувствуя себя выжатым как лимон. Закрыл глаза…

* * *