Любимец

Я поймал в себе такое желание и постарался его задушить ‒ для этого оказалось достаточным вспомнить, как смотрел на меня взбесившийся спонсор на стадионе. Которого я убил.

Я убил и потому никогда уже не стану снова любимцем.

Спонсор Сийнико как будто угадал мои мысли.

‒ Любимцем ты больше не станешь, ‒ сказал он. ‒ Потому что ты убийца. И умрешь как убийца.

Я не понял, что он хотел сказать, но промолчал, чтобы он не открыл дверцу и не выкинул меня из вертолета. Для него это просто.

Из вертолета он меня не выкинул, но, когда мы садились, так сильно прижал меня ногой к дверце, что я думал ‒ раздавит. Не знаю, нечаянно или нарочно.

Вертолет опустился на бетонной площадке между серыми корпусами.

‒ Выходи, ‒ приказал Сийнико, ‒ и сразу иди в правый дом. Дверь туда открыта. Не задерживайся.

Я подчинился спонсору. Как только дверца отошла в сторону, я выпрыгнул из вертолета и быстро пошел к открытой двери в сером кубе спонсорского жилища.

Я вошел внутрь. Я знал, как расположены комнаты в спонсорском доме ‒ все спонсорские дома похожи.

Правда, кое в чем дом спонсора Сийнико отличался от дома спонсоров Яйблочко. В нашем доме был лишь большой экран телека и ковры, которые вязала госпожа. И всяческие мелочи ‒ сувениры из поездок или прошлой жизни, которые служащие спонсоры возят с собой из городка в городок. В доме же Сийнико господствовали книги ‒ и маленькие ‒ человеческие, и гигантские, иногда неподъемные ‒ спонсорские. Впрочем, они не были книгами в нашем понимании ‒ это были книжки-гармошки. Я знал по своей прошлой жизни, что такие книги теперь спонсоры не делают ‒ обходятся кассетами.

Сийнико догадался, о чем я подумал.

‒ Я люблю старину, ‒ сказал он. ‒ Мне специально привозят старые книги из дома.

Он задумчиво взял одну из книг, развернул ее в длинную полосу. Это была видовая книга ‒ изображение на ней двигалось: волны набегали на берег, поросший похожими на кувшины деревьями. Все это мелькнуло и исчезло. Сийнико собрал книгу и захлопнул.

‒ Я бы оставил тебя жить в моем доме, ‒ сказал он. ‒ Ты мне интересен. Но могут возникнуть сплетни и подозрения. Никто не застрахован от них. Тем более здесь.

Я ждал.

‒ Я отведу тебя в помещение, где ты будешь один. Как особо ценное существо. Но если ты себя выдашь и этим представишь для меня опасность, я буду вынужден тебя ликвидировать.

Спонсор подошел к коммуникатору. На экране возникло лицо женщины. Она была в белой шапочке.

‒ Людмила, ‒ сказал спонсор, ‒ зайди ко мне, возьми молодого человека.

‒ Молодого человека?

‒ Я потом объясню. ‒ Спонсор отключил связь и сказал мне: ‒ Раздевайся, рыцарь Ланселот.

‒ Не понял.

‒ Снимай с себя одежду. Ты вернулся в первоначальное положение и снова стал любимцем. А любимцам, как тебе известно, одежды не положено.

‒ Это невозможно!

‒ У тебя нет выбора. Сейчас придет сотрудница питомника, и я не хочу, чтобы она увидела гладиатора Ланселота в питомнике для любимцев.

Сийнико снял черные очки. Черные глазки, как мне казалось, издевались надо мной.

Я разделся. Но ощущение было дикое ‒ оказывается, я так привык к одежде, что без нее чувствовал себя беззащитным. К тому же мне было жалко моего ножика.

Вошла молодая женщина в белом халате.

‒ Это несправедливо! ‒ вырвалось у меня.

Спонсор на меня не смотрел:

‒ Поместите объект в восьмой бокс. Никого к нему не подселять. Я сам буду им заниматься.

У девушки было скуластое мужское лицо, очень светлые глаза и тонкие губы. Волосы причесаны на прямой пробор и стянуты назад. Я подумал, что она не умеет улыбаться.

‒ Он не кусается? ‒ спросила Людмила.

Серьезный вопрос развеселил спонсора.

‒ Ты не будешь кусаться, Тим? ‒ спросил он, и его голос дрогнул от смеха. Его маленькие медвежьи глазки сверкнули.

‒ Я насильник, ‒ сообщил я девушке.

Я заметил, что спонсор, как бы спохватившись, прячет за спину мою одежду.

‒ И не мечтайте, ‒ сообщила мне девушка. ‒ Я вооружена.

‒ У вас есть чувство юмора? ‒ спросил я.

Девушка посмотрела на меня как на сумасшедшего. Чувство юмора, которое бывает даже у спонсоров, здесь не котировалось.

Людмила повела меня через широкий асфальтовый двор, на котором в порядке, столь любимом спонсорами, были расставлены качели, турники и прочие приспособления, предназначенные для укрепления тела будущих любимцев. Я шел рядом с ней, стараясь чуть отставать, потому что меня смущала собственная нагота, которой Людмила вовсе не замечала. Людмила время от времени быстро и как бы мельком оглядывалась, проверяя, не намерен ли я совершить на нее нападение. Я скалился в ответ, и в глазах ее вспыхивал страх.

С облегчением она провела меня в бетонный дом, открыла дверь в комнату, не спуская с меня настороженного взгляда, зажгла под потолком тусклую лампу. На полу лежал тонкий матрас.

‒ Тут будешь жить, ‒ сказала она.

‒ А где постель? ‒ спросил я, хотя отлично знал, что любимцам, к каковым я теперь вновь принадлежал, постели не положено.

‒ Обойдешься, ‒ сказала Людмила, отступая от меня.

‒ Я привык на ночь читать.