Любить не просто

С тех пор как Куприй надел на рукав повязку полицая, от него не стало житья. И откуда столько злости в человеке? Сказать бы, какой-нибудь пришлый, а то ведь свой же, криничанский выродок, бывший учетчик огородной бригады. Не раз уже приводил отряд карателей, а те врываются во дворы, забирают свиней, кур. Хватают парней и девушек, запихивают в машины — и в фатерлянд. Знает, где прячется сельская молодежь во время облавы, кто приютил млинковских погорельцев, кто прячет беглецов из концлагеря, которые время от времени появляются в селе. У этого Куприя разговор короткий: раз есть приказ начальства, значит, надо его во что бы то ни стало выполнить. Власть на то она и власть, что имеет за собой силу. Если ты при ней и пользуешься ее силой, ты сверху. Теперь бабы в пояс кланяются даже пришибленному Ивану Малеванцу. Куприю кланяются без ухмылок, со страхом в глазах. Он все это видит, хотя люди и прячут взгляды под фуражками да платками. И Яков злобно поглядывал на односельчан, шевелил ноздрями. Он, Яков Куприй, до всех доберется. И до того Сергея, что на мельнице мешки таскает. И до бабки Недельки. Зачем ходила аж за млинковское пепелище? К каким таким родственникам? А потом ночью телегой муку повезла куда-то в ту сторону. Он все на ус мотает!

Шастает Куприй по селу, вынюхивает, высматривает, тайком в окна заглядывает — что делается в хатах? Но за многим и не уследил. Куда исчезают млинковские погорельцы? Не иначе — это они поддерживали постоянную связь с партизанами из Черного леса, которые потом перебили немцев, наводивших порядок в селе. Тогда и Рейна ранило. А что происходит на ветряке Ивана Малеванца? Всю зиму там вертелись чужие люди. Уже и весна миновала, а помольщики все идут и идут, будто и вправду до сих пор осталось что молоть. Надо бы облаву сделать да заодно и выполнить план по отправке людей в Германию. А то ему уже намекали в полиции, что, если не выполнит план, сам поедет.

Однажды Яков приехал в село с машиной полицаев и немецких солдат. Как только свечерело, бросились по хатам, поймали человек тридцать молодежи. Но было уже поздно везти их на сборный пункт. Заперли на ночь в колхозном амбаре. А утром возле того амбара обнаружили трупы двух полицаев-часовых и сбитый замок на дверях. Кто, что — никто не знает. А его наотмашь били по лицу в полиции…

С тех пор затаил Куприй в душе злобу на криничан, выжидал удобного для себя момента. Но постоянно чувствовал, что за ним следит чей-то тяжелый взгляд в спину. Обернется — никого. Двинется — и снова тот взгляд неотступно следует за ним. Злость в Якове вскипала сильнее, жгла ему сердце, как в адской смоле. О том, что делается в селе, сколько тут бывших военных укрывается, рассказал в комендатуре. Оттуда прислали полицаев, чтобы выловить. Прежде всего завернули к бабке Недельке — она ближе всех к большаку жила. Бабка была в огороде и, как завидела полицаев, подняла такой переполох — на всю околицу. Целую обойму в нее всадили. Умолкла, упала навзничь. Летчик кинулся к окнам, да поздно. Впереди Якова два полицая вбежали в хату — так и вогнал в них по пуле. Те двое не поднялись. А он, Яков, вовремя отшатнулся за дверь. Летчик не сбежал!.. Да и прочие не убегут. И этот Сергей у него на мушке…

Долго кружил Куприй вокруг двора Мотри Самойленчихи. И вдруг услышал гуденье мотора. Черная блестящая машина подкатила к воротам. Герр комендант и еще какой-то долговязый военный в пенсне пошли в дом.

Куприй немного переждал, потом тоже направился туда. Постучал. Дверь открыла Таня, вопросительно взглянула на Якова, молча пропустила в горницу.

Полицай важно снял свою форменную фуражку, тряхнул рыжим чубом, растянул тонкие губы. Это, наверное, была его приветственная улыбка.

Рейн сидел за столом во френче, разрумянившийся, возбужденный. Рядом с ним, опершись на подоконник, стоял военный в пенсне. Рейн внимательно поглядел на полицая, машинально оттянул воротничок кителя, будто он давил ему шею. На его лице появилось недовольство: Куприй прервал его разговор с женщиной.

Яков помрачнел. Взглянул на Таню — она отвернулась. Успел поймать в ее глазах лишь неприязнь — зачем, мол, явился?

Но Куприй знает зачем и не будет у нее спрашивать, что ему делать. У него такие важные дела, которые сейчас развеют все веселье герра коменданта и его переводчика. Хотя он человек молодой и может позволить себе играть глазами с хорошенькой девицей, но интересы дела для немецкого офицера — прежде всего. Куприй это уж знает.

— Я к герру коменданту, — обратился он к Рейну.

Тот вскинул белесые брови и перевел взгляд на переводчика. Черт побери, забыл: комендант же ни бе ни ме не понимает по-нашему. Надо все говорить этому длинноногому… Что-то недоброе всколыхнулось в душе Куприя, какое-то тревожное предчувствие.