Любить не просто

— Любимая моя, послушай. — Мягкая теплая рука легла на голову Мирославы. — Молодые люди слишком самоуверенны и порой пренебрегают советами. Ты — не исключение. Ведь я тебя знаю. Я боялась, что тень недоверия ляжет между нами, а ты все равно поступишь по-своему. Я предчувствовала это. Вот и случилось. Может, немного поздно, а может, и вовремя.

От этих слов стало легче на сердце. Благодарность наполнила израненную душу. Какая она недалекая, Славка! Никогда не понимала всей глубины чувств самого близкого человека. Вот тебе еще один урок. За сердечным теплом и привычной лаской матери, которую она до сих пор зовет «мама Ия», не разглядела ее мудрости, а в ней сплав опыта многих поколений женщин.

— Видишь, Слава, — говорила мать, — мне всегда думалось, что для человека главное — самому найти себя. И потом остаться собой. В жизни нужно идти разумно: не торопясь, не тратя попусту сил, не кривя душой. Плохое — спокойно признать и отбросить. Хорошее — взять с собой. Ты улыбаешься? Думаешь, это такая простая и ясная истина и оттого легко придерживаться ее? Ой нет! Не смейся, Славка. Когда-нибудь я тебе расскажу о себе. Ты не все знаешь. Но сейчас попробуй то недоброе, что открылось твоим глазам, забыть, словно его и не было. Словно это был дурной сон. Я знаю, когда-нибудь ты это сделаешь, но разве тебе легко будет? Нет. Однако ты — сильная натура. И поступай так, чтобы всегда чувствовать себя честной.

— Я ничего не хочу. Мне хочется просто быть самой обыкновенной, средней женщиной, со своими заботами, со своим трудом. Ведь ты знаешь, мне много не нужно.

Морщины собрались на лбу Соломеи. Их было хорошо видно, их как бы выхватывал свет настольной лампы, отражаясь в старинном зеркале возле письменного стола с грудой исписанных белых листов на нем…

— Говоришь, обыкновенной. Я не хочу заглядывать вперед… — Голос у Соломеи низковатый, чуть хриплый, задумчивость лежит в ее живых, за темными ресницами, глазах. — Обыкновенные — это те, кто плывет по жизни стихийно. Они подчиняются обстоятельствам, не борются за свое место. Я хочу одного: чтобы ты всегда чувствовала почву под ногами и твердо знала, чего ты хочешь. Чтобы делала то, что можешь делать лучше всего, и чего никто, кроме тебя, лучше не сделает.

— Ой, мама Ия… Какая ты у меня! Я поняла: я постараюсь найти себя… И быть собой…

Мирослава обхватила руками Соломею за плечи и поцеловала в щеку.

— Ну, будет, будет. Лучше пойдем выпьем молока с медом. Такой мед! Весенний, как ты любишь. И пахнет счастьем. Помнишь, когда-то ты так сказала?

Мирослава погладила мамину руку. Она ничего не хочет. Она устала и будет спать. Спать! Чувствовала, что какая-то тяжелая усталость сковала тело, клонит голову к подушке. Соломея прикрыла ей ноги одеялом, погасила свет. Тихо затворила дверь.

Но сна не было… Максим…

Мирослава помнила его красивый взволнованный голос: «Я так люблю тебя!..» Она старалась понять, не было ли в нем оттенка фальши или игры. Нет, ничего такого вроде бы не было. И оттого еще тяжелее стало на сердце. Она не хотела обнаружить в нем что-то такое, что принизило бы его и оправдало ее в собственных глазах. Она хотела понять его хотя бы теперь.

Вот они, счастливые, вдвоем идут по аллее парка. Печальная осень роняет им на плечи янтарные листья. Клочья тумана катятся под кустами и деревьями. Вдруг стройная девичья фигура пересекает им путь, останавливается. Удивленно вздрагивают тонкие черные брови. Девушка как бы пронизывает Мирославу темным взглядом. И исчезает.

Мирослава вопросительно смотрит вслед, провожает глазами незнакомку. Кто это?

— Это Вера, — спокойно сказал тогда Максим. Слишком спокойно сказал. И встреча эта не встревожила Мирославу. Она поняла — эта девушка из прошлого Максима. Но Мирослава не хотела ревновать к прошлому. — Вера — хороший врач и хороший товарищ. Но она никого и никогда не сможет горячо любить. Она слишком любит себя.

— Мне жаль ее, Максим. Мне кажется, ей одиноко сейчас.

— Ей нехорошо, я знаю. Мамочка моя очень ее любит…

Теперь Мирослава представила надменную походку Веры. И чуть ироническую улыбку на бледных губах. Ох, Вера, неужели ты хочешь присвоить любовь, которая принадлежит не тебе? Руками рассудительной матери тебе не возвратить чужого сердца. И оно уже не согреет тебя, ой не согреет! Краденое счастье не греет. Мне жаль тебя, Вера. И тебя, Максим. Но пусть… Я вам не судья.

Мечты, счастливые давние мечты, опять встают перед глазами. Думалось: они поедут туда, где Максим нашел свое призвание. Будут строить новый город, новые поселки. Мирослава уже видела белокаменный город над морем, встающий из сухих линий на ватмане, какие чертил Максим. Ничего этого уже не будет.