Любить не просто

У нее свои друзья: Коля Куренной, Мирослава, Вася Нечипоренко… Все молодежь. Уже новое поколение поднялось в их институте. Ольга им в матери годится, но чувствует себя с ними хорошо, как ровесница. Интересное поколение — талантливое, требовательное к себе. Но, к сожалению, и не без недостатков! Предпочитают идти напролом. Чтобы скорее! Вот и ранят колючками подошвы, или яма на пути подвернется…

Вот как Мирослава. Это ее необдуманное замужество… Слепота, увлечение. Впервые увидев Максима, Ольга Петровна уже почувствовала к нему какую-то неприязнь. Красивое лицо. Говорят, способный архитектор, талант. А все же… Как он следил за своими новыми ботинками — шагу боялся ступить в сторону, чтобы не сойти с тротуара и не запылиться. Ольга Петровна привыкла к мужу и его друзьям-геологам, они были полной противоположностью Максиму. Эти веселые и дружные люди больше заботились о рюкзаках, о теплых и удобных спортивных костюмах да еще о своих бесчисленных камешках, которыми заполоняли все ее шкафы и серванты. Удивлялась: ее гости не замечали нового мебельного гарнитура в квартире, зато быстро обнаруживали новый камень где-нибудь за дверцами шкафа и возмущались, почему такая красота скрыта от глаз! Приходили представители и других профессий — всё их друзья, а среди них и неугомонный Михайло Чайка с экспериментального машиностроительного.

Чайка следил, как пополнялась их домашняя коллекция щедрыми подарками то с Урала, то с Карпат. И, наверно, втайне мечтал о чем-то своем… Это не Максим, не «дистиллированный» инженер из-под мамочкиного зонтика!.. Вот такого бы хлопца Мирославе! Да что…

Кто-то позвал Ольгу к телефону. А-а, снова нужно переносить бумаги в архив.

По коридору стремительно шагает высоченный Соцкий. Он всегда ходит быстро, гордо подняв седую голову. Точно боится опоздать куда-то. Любопытный, в общем, человек! Вот только… зачем он так незаслуженно обидел Славу?

— Ольга Петровна, ну, что вы скажете? — Это его обычный вопрос при каждой новости, о которой он хочет немедленно узнать ваше мнение.

— Скажу одно: хорошо, когда люди ошибаются в лучшую сторону, Олег Евгеньевич.

— Да, да… — Трескучий смешок выпорхнул из-под его мелких зубов. — Отказался, значит. Великодушно!.. — Не поймешь, в восторге он или осуждает. И вдруг кинул вкрадчиво: — Впрочем, что сказать, когда ничего не известно? — В уголках плотно сжатых губ играет ироническая улыбка.

— Вы о чем?

— Да о том, что премия-то — имени Ольшанского.

— Не понимаю. Что же с того?

— А то, что, говорят, в свое время они крепко повздорили.

— Это бывает, — сокрушенно покачала головой Ольга.

— Так-то оно так, милая Оля. А все же Ольшанский — величина в науке. К тому же в прошлом активный участник антифашистского подполья. Осип Путинец, когда возвратился домой, нам все доказательства представил. А наш Борис Николаевич, который с Ольшанским после войны работал, сколько воды намутил вокруг его дела! Ого! Каких только грехов ему не приписывал!

— Вот оно что… — На лице Ольги Петровны замерло удивление. — Но Медунка, может, тогда и не знал этой деятельности Ольшанского… — Ей, казалось, хотелось оправдать Бориса Николаевича.

— Ну да, не знал. А может, не хотел знать.

— Вы думаете…

— Я ничего не говорил. Бегу к шефу. Зачем-то звал старик.

В это время в дверях появился директор:

— А, Олег, здравствуй. Не знал, что я и для тебя уже старик. Я-то думал, только для молодых, которые еле-еле перышками обрастают, а уже на тебя с трибун чирикают.

Добрая улыбка собрала вокруг его глаз желтоватую кожу. Доля, как всегда, гладко причесан, приглажен. Белые, как молоко, волосы, казалось, отбрасывали на лоб светлую тень, она делала его моложе.

Соцкий на секунду покраснел. Это могла уловить только Ольга Петровна. Она поспешила рассеять неловкую паузу:

— Ой, Макар Алексеевич, вас так называют любя. Правда. Это от доброго сердца.

— Ольга Петровна, разве я уже в том возрасте, когда не понимают шуток! Входите же в кабинет, входите…

Он обнял за талию Соцкого, легонько взял и Ольгу под руку. Директору что-то нужно было от них. Приготовился к длинному разговору.

— Садитесь, — приглашал радушно. Голос у него сипловатый. — Я хотел с вами посоветоваться… — Медленно уселся в своем кресле, в раздумье потер лоб. — Какая-то суета началась у нас в институте. Почему? Меня глубоко удивляет такое недоброжелательное отношение к Медунке кое-кого из наших коллег. Что это? Зависть? Но он — работящий, неугомонный. Вы посмотрите, сколько у него всего написано!

Макар Алексеевич указал глазами на полку в книжном шкафу, заставленную книгами, журналами, брошюрками с именем Бориса Николаевича на обложке. Эту полочку приготовили, еще когда выдвигали его на премию. Директор и сам внимательно обвел слегка удивленным взглядом эту литературу, точно впервые увидел ее.

— Какой-то нездоровый интерес к его особе, — задумчиво продолжал Доля. — Это плохо. Может быть, я в чем-то и ошибаюсь, но это досадно. Я хотел бы знать правду. Почему это так? Вот вы, Олег Евгеньевич… Только, пожалуйста, начистоту…