Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

– Ракеты? Ты прямо, как Чингисхан, Пабло! Пообещай, что больше ни с кем об этом не заговоришь, а то все подумают, что ты сошел с ума! Ладно… если бы у тебя получилось, ведь с твоими деньгами можно купить все, а со взлетно-посадочной полосой доставить прямо домой, все равно, любимый, думаю, тебе бы это особо не помогло. Насколько я знаю, ракету нельзя перезарядить… Итак, представим, одной или десятью ты сбил все самолеты ВВС, нарушившие твое воздушное пространство, – что ты сделаешь с гринго, которые на следующий день захватят нас, выпустят в тебя сто ракет и не оставят ни атома от рая?

Пабло на минуту умолкает, потом, как бы рассуждая вслух, очень серьезно комментирует:

– Кто-то же должен наконец попасть в стоящую мишень…

– Хватит уже выдумывать, это сумасшествие. Легче и дешевле выйдет заплатить сорока процентам бедных колумбийцев, чтобы они проголосовали за «Пабло-президента» и сокрушили экстрадицию! Хорошо, я стану свидетелем, но чего же и когда?

– Да, ты права… Забудь об этом, о сюрпризах не рассказывают заранее, родная.

Мы уже перестали быть единым целым – нас снова двое. Мы, как Адам и Ева. Становится холодно, мы укрываемся. Пабло опять углубляется в мысли, скрестив руки за головой, созерцая воздушное пространство. Я погружаюсь в раздумья, вглядываясь в «небо проклятых», положив ему голову на грудь. Пабло мечтает о своей ракете, а я о романе, он работает над стратегией шахматного поединка – я пытаюсь разгадать свою головоломку. Сейчас наши тела лежат буквой «T», думаю про себя, что мы невероятно счастливы. Окружающее нас совершенство похоже на рай. Когда я умру, то поднимусь на небо, но зачем мне место на небесах, если его не будет рядом?

За следующие месяцы мы с Пабло будем видеться один или два раза в неделю. Каждые сорок восемь часов место встречи меняется, и я теперь одержима вопросами безопасности даже больше, чем он. Пишу без остановки, а поскольку не смотрю телевизор, не слушаю радио и не читаю газет, то мне неизвестно, что Пабло убил судью, который открыл дело о смерти Родриго Лары Бонии и Тулио Мануэля Кастро Хиля. Прочитав мои рукописи, Эскобар делает заметки и пояснения, и мы сжигаем их. Понемногу я рассказываю Пабло о трех ветвях власти в Колумбии и жизни богатейших семей страны. Пробую заставить его увидеть: с таким количеством денег и земли, как у него, он должен мыслить более «династическими» критериями:

– Когда впервые знакомишься с колумбийскими богачами, узнаешь, насколько мелочны и жестоки некоторые из них. На их фоне ты порядочный человек, Пабло, так и есть, прошу тебя, не обижайся. Если бы не эта кровожадная партизанская война и нехватка величия, парламентские семьи и экономические группы давно бы задавили наш бедный народ. Мы можем сколько угодно ненавидеть войну, но это единственное, что их пугает и останавливает. У них всех за плечами багаж трупов и преступлений: своих, родителей, в ходе «Ла Виоленсии», их бабушек и дедушек – землевладельцев, прадедов – рабовладельцев или прапрадедов – инквизиторов и колонизаторов. Используй свои шансы с умом, любимый, хотя ты уже многое прожил, ты все еще ребенок, поэтому еще есть время исправить много ошибок. Ты богаче, хитрее и храбрее любого из них. Подумай, у тебя еще полвека жизни впереди, чтобы нести в эту страну любовь, а не войну. Пабло, не совершай больше ошибок, которые дорого тебе обойдутся, используй меня по назначению, ведь мы с тобой – нечто большее, нежели грудь или мужское достоинство!

Как губка, он впитывает и запоминает, анализирует и ставит под сомнение, сравнивает и заучивает, усваивает и обрабатывает, выбирает и отказывается, классифицирует и сохраняет. Я пишу для себя, вношу исправления для него. Сохраняю в сердце мемуары и диалоги последних счастливых дней, проведенных вместе, до того как наша Вселенная в триста шестьдесят гектаров разорвется сначала на два куска по сто восемьдесят атомов, потом на тысячу, и в конце концов на миллион, которые уже никогда не столкнутся и даже не узнают друг друга, потому что жизнь жестока и непредсказуема, а «пути Господни неисповедимы».

– Завтра приедет Сантофимио, – объявляет мне Пабло как-то ночью. – Излишне упоминать, что он будет просить у меня кучу денег на президентские выборы в наступающем году. Умоляю тебя прийти и сделать сверхчеловеческое усилие, чтобы скрыть неприязнь, которую ты к нему испытываешь. Он всем заявляет, что не видел меня с 1983 года, и я хочу, чтобы так и продолжалось – почему? Сам не знаю, Вирхиния, но ты мне там нужна, прошу не обсуждать это ни с кем, просто слушай, наблюдай и молчи.

– Ты же знаешь, меня невозможно заставить молчать, Пабло, тебе придется вручить мне «Оскар»!