Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

На следующий день мы встречаемся в одном из огромных домов, которые Пабло и Густаво постоянно арендуют и меняют. Уже вечер, мы, как всегда, одни. Когда Пабло ожидает важных гостей, телохранители уходят. Пока он разговаривает по телефону, я вижу, как в дверь слева входит Сантофимио в красной футболке, которая почти всегда мелькает на политических демонстрациях. Заметив меня, он сначала делает шаг назад, но сразу понимает: уже слишком поздно, входит в маленький офис, приветствуя и целуя меня. Пабло просит подождать в зале, потому что ему нужно разрешить один деловой вопрос. Кто-то приносит два виски и исчезает.

Сантофимио спрашивает: когда я приехала, я отвечаю – давно. Он, кажется, удивлен и пытается выяснить причины моего отсутствия на телевидении. Я рассказываю, что, как и он, заплатила высокую цену за связь с Пабло. Густаво присоединяется к нам. Знаю, когда придет время, его задачей будет занять меня, чтобы Пабло и Доктор смогли дальше обсуждать финансовые вопросы. До парламентских выборов 1986 года осталось каких-то десять месяцев. Потенциальным победителем считают официального кандидата от либералов Вирхилио Барко[184], инженера MIT[185]

из богатой и традиционной семьи, женатого на американке. Два других кандидата – консерватор Альваро Гомес, яркий персонаж, ненавидимый левыми, не столько по своей вине, сколько по вине отца и «Ла Виоленсии»; и Луис Карлос Галан из партии «Новый либерализм», появившейся благодаря расколу мажоритарной партии, где заправляют экс-президенты Лопес и Турбай. Перед тем как уйти и оставить их рассуждать на любимые темы, спокойно выслушав прогнозы Пабло и Санто о голосовании в соседних с Медельином муниципалитетах, я решила завести разговор о том, что им больше всего не по душе:

– Артуро Абелья недавно упомянул: согласно одному его «очень достоверному источнику», Луис Карлос Галан думает уступить место Барко, чтобы его во второй раз не обвинили в расколе партии. Галан также может объединиться с руководством правящей партии, чтобы помочь ее членам завоевать подавляющее большинство и победить консерваторов. Тогда в 1990 году, заручившись благодарностью и поддержкой бывших либеральных президентов, он избавится от соперников на президентском посту.

– В таком случае источник Абельи – явно сумасшедший! Либеральная партия никогда не простит Галана! – вскрикивают практически в один голос Эскобар с Сантофимио. – Возможно, ты не видела, что во всех опросах он на третьем месте, за световые годы от Альваро Гомеса? С Галаном покончено, а Вирхилио Барко не нужны его четыре голоса!

– Да-да, знаю, но политика – «царство повторов». На данный момент с Галаном покончено просто потому, что он противостоит «аппарату» Либеральной партии, но в 1989-м это для него уже не будет помехой, и вам придется решать, что делать. Эрнесто Сампер совсем еще зеленый, чтобы в 1990-м стать президентом, ему только исполнилось тридцать четыре года…

– Да я лучше буду финансировать Галана, чем этого козла! – заключает Пабло.

– Тогда Галан экстрадирует тебя через день после вступления в должность, – с тревогой отвечает Сантофимио. – Если уберешь его, то поставишь страну на колени! А ты должна убедить его в этом, Вирхиния…

– Нет, Альберто, если вы уберете Галана, вас обоих экстрадируют на следующий же день, даже не думайте, уже хватило Родриго Лары! Поймите, к 1990-му придется подыскать другого кандидата.

– Галан уже никуда не годится, а до 1990-го еще пять лет, любимая, – говорит мне Пабло с видимым раздражением. – Кого нужно начинать обрабатывать, так это Барко, поэтому Доктор здесь…

– Вирхиния, пойдем, хочу показать тебе последние бриллианты, которые мне прислали, – предлагает кузен Пабло. Я прощаюсь с Сантофимио и договариваюсь увидеться с Эскобаром на следующий день. Доставая огромные футляры из сейфа, Густаво говорит:

– Я уже сыт политикой по горло, Вирхиния, тем более я консерватор! Мне больше по душе бизнес, гоночные машины, мотоциклы и бриллианты, посмотри на эту красоту… Что думаешь?

Отвечаю, что тоже ненавижу политиков, но, к сожалению, от них зависит вопрос экстрадиции. Если она вступит в силу, единственная, кто здесь останется, – я.

– Бог даст, Барко благоразумнее Бетанкура. Если он отдаст министерство юстиции Галану, не хочу даже думать о войне, которая тут развернется!

Отключившись от политики, я восхищаюсь сотнями бриллиантов, блестящими на бесконечной веренице подносов из черного бархата (тридцать на сорок сантиметров). Очевидно, Густаво предпочитает бриллианты холодильникам с пачками наличных и бочкам под землей. Меня никогда страстно не увлекали дорогие украшения или живопись, но, разглядывая их, я с некой грустью задумываюсь: почему, если легенда гласит, что «бриллианты вечны», человек с тремя миллиардами долларов, там, снаружи, заявляющий, что любит, хочет меня и так нуждается в моем присутствии, никогда не предлагал мне один, хотя бы один.

Дворец, объятый пламенем