Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

Армандо де Армас не врал. Эскобар застал его врасплох и переиграл! Но я сразу отмела абсурдную мысль о попытке похищения. Очевидно, Пабло уже догадался, кто стоял за предложением кубинского канала, и я решила больше не задавать вопросов, предпочитая рассказать ему о заинтересованности итальянского журналиста его историей и возможной съемке фильма продюсерами Чекки Гори. Представив, что его жизнь может перенестись в кино, Пабло очень горд. Хотя он и светится от счастья, Пабло Эскобар прежде всего – предприниматель:

– Понимаешь, для тебя есть и другая работа, намного престижнее и прибыльнее. Передай Валерио Риве: если хочет назначить мне встречу с твоей помощью, пусть заплатит тебе сто тысяч долларов за краткое содержание и аванс за сценарий к фильму. Если он не станет писать его с тобой, сделка не состоится, если откажется платить, значит, итальянские продюсеры-мультимиллионеры не руководят проектом, а этот тип просто хочет использовать тебя, заработав кучу денег на истории, которую всем не терпится узнать. Тем более с учетом того, что скоро произойдет, меня уже не посмеют экстрадировать. Мы с тобой сможем свободно путешествовать вместе почти везде, кроме США, конечно. И в любом случае, ты всегда сможешь ездить туда каждый раз, как захочешь отдохнуть от меня… на пару дней.

Ровно две недели спустя, в середине августа 1985 года, я возвращаюсь в Медельин. Под вечер два парня встречают меня в скромном автомобиле и всю дорогу постоянно смотрят в зеркало заднего вида, убеждаясь, что за мной не следят. Не хотят, чтобы кто-то излишне целеустремленный обнаружил местонахождение Пабло. Я не спрашиваю, куда мы направляемся, а затем проваливаюсь в сон. Просыпаюсь, слыша голоса мужчин, предупреждающих по радио своего босса, что мы уже почти на месте. Когда мы подъезжаем к заднему входу асьенды «Наполес», оттуда пулей выносится маленькая белая машина с тремя мужчинами, скрываясь среди теней в ночной тишине. Парни сообщают, что это автомобиль Альваро Фаяда[190], командира «M-19».

Я очень удивлена, потому что была уверена: партизаны и «MAS» ненавидят друг друга до смерти. Я оборачиваюсь, глядя на машину, человек на заднем сиденье тоже поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и на мгновение наши взгляды пересекаются. Мы влетаем в имение и останавливаемся напротив главного входа. В конце коридора, под желтоватым светом, мне удается разглядеть двух или трех мужчин, которые сразу удаляются в сопровождении тех, с кем я приехала. Поскольку они ушли, когда вышел Пабло, мне не удалось никого разглядеть. Прихожу к выводу, что его гости не только располагают полным доверием, но и требуют конфиденциальности в отношении обсуждаемых тем, благоразумной дистанции подчиненных и исключительных мер безопасности.

Пабло – эксперт в области коммуникаций; его всегда моментально информируют обо всем, что происходит вокруг. Он немедленно выходит мне навстречу, открывает дверцу автомобиля и обнимает. Потом слегка отодвигает и гордо рассматривает, как будто я – произведение Ренуара, принадлежащее ему. Энтузиазм Пабло наводит на мысли: он что-то задумал и ждет не дождется представить меня гостю. Насколько я поняла, никого больше не будет. Эскобар просит угадать, кто это. Я спрашиваю: может, это саудовский принц из королевской семьи, который перевозит кучу денег на своем дипломатическом самолете, или какой-нибудь революционер из Центральной Америки, аргентинский генерал трех солнц?[191]

Вождь ацтеков? Или он из Рио-де-Жанейро, а, может, посланник Стресснера[192], вечного парагвайского диктатора? Когда Пабло объясняет, о ком речь, я не могу поверить своим ушам:

– Я хотел, чтобы ты познакомилась с двумя основателями и командирами «M-19». Мы уже давно дружим, но я не мог рассказать об этом, пока не был полностью уверен в тебе. После похищения Марты Ньевес Очоа мы заключили договор о ненападении. Альваро Фаяд недавно уехал, мне показалось, что его обеспокоила новость о встрече с тобой, но там, внутри, – Иван Марино Оспина, самый жесткий из командиров. Он не отреагировал, услышав твое имя, потому что годами живет в джунглях и не смотрит телевизор. Посмотрим по ходу событий, расскажем ли мы, кто ты, или сохраним инкогнито. Потом Пабло проводит рукой мне по плечу и тоном тореадора, к которому прибегает, когда счастлив, добавляет:

– Немного анонимности в данный момент не повредит тебе, правда, любимая?

– И сколько лет нашему герою XIX века, Пабло? – интересуюсь я.

Смеясь, он отвечает – где-то сорок три. Говорю: единственные колумбийцы в этом возрасте, не знающие, кто я, – мужчины из народностей в глубинах сельвы, которым неведомо о существовании испанского языка или бюстгальтера.

– Он пастух из долины Каука, который меня не боится. У него в ходу нет интеллектуальных словечек или грубостей! Обещай, что подыграешь мне и хоть раз в жизни будешь говорить на национальные или местные темы. Поклянись самым дорогим, что не заговоришь с ним о «чуме» Пол Пота[193] или о культурной революции![194]