Эскобар садится на край кровати и берет мое лицо в свои руки. За мгновение, кажущееся вечностью, он пробегает пальцами, как будто стараясь запомнить его, пристально смотрит на меня, словно роясь в моих глазах, проверяя, что за очевидным неодобрением захвата дворца не скрывается опасность возможной огласки, и предупреждает:
– Ты никогда и ни с кем не должна говорить о произошедшем здесь этой ночью, ясно? Ты не знакомилась с Оспиной, не видела, как уезжает Фаяд. Если тебя спросят обо мне, мы тоже не встречались. Не забывай ни на секунду, что они запытывают людей на допросах до смерти, чтобы получить информацию о местонахождении таких типов, как мы… Тот, кто ничего не знает, заканчивает хуже всех, а тот, кто знает, «запоет» в первые десять минут! Мой друг – умелый стратег, и его доблесть в бою известна всем. Больше не беспокойся, это будет моментальный и чистый удар, они профессионалы и до настоящего времени никогда не промахивались. Я умею выбирать людей в своем окружении и поэтому выбрал тебя… где-то из десяти миллионов женщин! – говорит он, целуя меня в лоб.
– Какая толпа претенденток… И зачем ты хотел познакомить меня с Иваном Марино, Пабло? – интересуюсь я.
– Потому что только такой влиятельный лидер, как он, может оказать мне подобную услугу. А ты должна по-другому взглянуть на реальность, не оценивая ее как твое окружение, поверхностная и фальшивая верхушка общества… Есть еще много причин, о которых мне нельзя рассказывать, – могу только ответить, почему я так редко звоню и не вижусь с тобой, как бы того хотел, но раскрывать секреты своих союзников я не вправе. А теперь постарайся отдохнуть, через несколько часов за тобой приедут и отвезут в отель, перед тем как рассветет. Вот увидишь, через пару недель мы уже будем праздновать успех операции, откупорив бутылку твоего любимого шампанского «Rosé».
Я погружаюсь в его спасительные объятия, Пабло целует мои волосы. Так ведут себя мужчины с той, которую боятся потерять, зная, что ей грустно. Он гладит меня по щеке и молча встает.
– Я позвоню тебе через несколько дней. И, ради бога, держи «беретту» в кармане, а не в сейфе. У меня много врагов, любимая.
Мы никогда не знаем, увидимся ли снова, но я всегда предусмотрительно не упоминаю об этом. Это как поставить под сомнение его абсолютную уверенность в том, что смерть, очевидно, обходит его стороной, в отличие от остальных. Открыв дверь, Пабло на мгновение оборачивается, чтобы послать мне последний поцелуй, а мне лишь удается произнести:
– Пабло, «M-19» приносит нам одни несчастья. Думаю, вы совершаете безбашенный поступок…
И снова я вижу, как он уезжает, тихо унося в темноту свой крест, о котором известно только мне. Слышится его свист. Пару минут спустя я наблюдаю из окна, как он отдаляется в сопровождении группы людей. Мне интересно: у кого-нибудь еще, кроме этого богатого и влиятельного, но такого беспомощного перед законной властью человека, таится в душе ужасный страх перед экстрадицией? Знаю: никто больше ему не посочувствует, а я никому не смогу признаться в накатывающем на меня беспокойстве. Я осталась одна, размышляя о деле всей жизни двух друзей, один из которых борется за права бедняков, а другой – за права богачей; о боли и ужасах, которые эти храбрые мужчины спрятали глубоко в сердце из плоти, свинца, камня и золота. Мне грустно и тревожно, я все думаю: действительно ли Пабло контролирует Ивана Марино, спонсируя его, или партизанский командир манипулирует мультимиллионером, прибегая к уникальной способности оказывать услуги, от которых, возможно, будет зависеть вся оставшаяся жизнь Пабло и моя заодно…
C последней ночи в асьенде «Наполес» прошло уже десять дней. Сейчас 29 августа 1985 года. Открыв газету, я обнаружила, что Иван Марино Оспина убит в Кали во время столкновения с армией. С одной стороны, я искренне сочувствую потере грандиозного воина, а с другой – ощущаю сильное облегчение, потому что знаю: без его отваги и сильного духа абсурдный план отменили или, по крайней мере, отложили.
Я, как и Пабло, обожаю Симона Боливара, умершего в Колумбии с сердцем, разбитым неблагодарностью освобожденных им народов, и молюсь «Освободителю» за душу партизанского командира, жизнь которого пересеклась с моей на несколько коротких часов. Я задумалась: как долго армия преследовала Ивана Марино? Меня пробирает озноб при мысли, что убить могли Пабло. Я думаю о том, что он должен чувствовать, потеряв своего друга, зная: с этого момента меры безопасности усилятся до предела, мы наверняка не будем видеться неделями.