Люблю тебя, мама. Мои родители – маньяки Фред и Розмари Уэст

Позже, во время полицейского расследования, я выяснила, что у мамы была записная книжка с датами всех наших месячных. Папа и без нее попытался бы овладеть нами, поэтому я так и не поняла, зачем эти записи были нужны. Возможно, мама проявляла осторожность, даже если папе это было несвойственно.

Мама обычно не обращала на это внимания или просто смеялась и называла его грязной свиньей. Ей и правда было все равно, что он этим занимался. И она точно не пыталась его осадить.

То и дело следить за его присутствием очень выматывало. Я не могла расслабиться. Тревога была невероятной. Похоже, она настолько пробралась внутрь меня, что даже сейчас, спустя столько лет, когда я принимаю душ, то всегда одним глазом посматриваю на дверь, хотя знаю, что такая опасность больше не грозит мне в жизни.

Столь же выматывающими были наши попытки его утихомирить. Нам приходилось переступать через себя, чтобы не жаловаться. Даже если он делал омерзительнейшие вещи – например, справив малую нужду, он выходил из туалета с висящим пенисом и угрожал воткнуть его нам в ухо. Помимо страха вдохновить его на это был всегда и другой страх – если мы покажем свои настоящие чувства, закричим на него или слишком резко оттолкнем, в нем что-то щелкнет и он пойдет напролом, сделает силой то, чего хочет.

Между мной и Хезер не было сильной разницы в возрасте, но всем было понятно, что она старше и первой вступит в свои шестнадцать лет – а папа всегда говорил, что в этот момент собирается выполнить свой план и «первым войти в нас». Возможно, об этом же думал и папа, потому что чем ближе становилась эта дата, тем больше папа выражал свои грязные намерения по отношению к ней, а не ко мне. В результате Хезер, а не мне было все сложнее и сложнее скрывать свое возмущение.

Папа начал издеваться над ней, обзывая ее лесбиянкой, у него было для этих женщин прозвище «лимон». Если она как-либо показывала свою неприязнь по этому поводу, он вел себя все более грязно и угрожающе.

– Да мы сегодня не в настроении, мисс?

– Все у нее нормально, пап, – говорила я. – Оставь ее в покое.

– Оставить в покое? Хезер не хочет, чтобы ее оставили в покое. Она хочет как следует узнать, что такое настоящий мужик, который ей это покажет и даст то, чего она хочет.

Хезер постепенно становилась все более вымотанной и расстроенной. Она чаще уходила в себя. Мы с ней проводили очень много времени вместе, пока росли, но сейчас она часто хотела побыть одна. Она редко смеялась или даже улыбалась. У нее начались проблемы в школе, она отказывалась делать что-либо в классе, начала курить. А один раз она даже ударила учителя.

Иногда она просто сидела на стуле и раскачивалась взад-вперед. Это очень беспокоило и расстраивало меня.

– Что с тобой, Хезер?

– Что? – она даже не замечала, как это делает.

– Ты снова это делаешь?

– Что делаю?

– Качаешься. Как ты вообще?

Она вздрагивала:

– Я нормально.

Но вскоре она вдруг замолкала и снова начинала раскачиваться.

Меня это бесило. И по-настоящему пугало. Я очень хотела, чтобы она поговорила со мной, но, хотя мы были близки, оставалось то, что мы не могли обсуждать друг с другом. Я так и не рассказала ей о дяде Джоне и чувствовала, что у нее тоже есть тайны, которые она скрывает от меня.

В последующие годы я спрашивала себя, могла ли она скрывать как раз то, что папа все-таки пошел на это и изнасиловал ее. Полицейские определенно рассматривали эту версию, когда его арестовали. Но я все еще не уверена, что это произошло. Я провела с ней столько времени, и мне хочется думать, что я бы точно узнала об этом, если бы это случилось, но опять-таки я вижу, что ее поведение было очень характерно для жертвы сексуального насилия. Какой бы ни была правда, без сомнений можно сказать, что папа разными способами мучил ее, приведя в состояние сильной тревоги и подавленности. Я изо всех сил старалась помочь ей, но в конце концов так и не смогла.

Летом 1987 года Хезер наконец исполнилось шестнадцать, она окончила школу, и мама с папой начали капать ей на мозги, чтобы она нашла работу.

– Пришло тебе время платить за себя, девочка, – сказал папа.

– Папа прав, – сказала мама. – Ты не можешь и дальше считать, что мы будем тебя обеспечивать.

Хезер поискала разные варианты и в конце концов устроилась на работу уборщицей в летний лагерь в городе Торки. Мысль об этом очень ее радовала, она превращалась в прежнюю себя по сравнению с тем, какой я ее видела последние годы. Помимо всего прочего эта работа означала, что она съедет из дома – по крайней мере, на время каникул. Она то и дело говорила мне, как сильно ждет этого.