Любовь без поцелуев (СИ)

Я осознавал, что что-то случилось со мной там, что-то переломилось у меня внутри, и всё уже не будет, как раньше. И яснее всего я это понял после случая с Алексом. Алекс, по кличке Ясна Пани (Алексей Панин, не родственник), являлся одной из достопримечательностей нашей школы. Он был моделью – не суперизвестной, а такой, которая красовалась в каталогах молодёжной одежды, и порой снимался в рекламе какой-нибудь жвачки или газировки где-нибудь, где требуется толпа счастливых смазливых подростков. На некоторых снимках он выглядел настоящим бунтарём и крутым парнем, но всем, кто знал его лично, было известно: Алекс – нытик и маменькина дочка. Чуть что – и он бежал искать защиты у Спирита, у меня, у учителей, у мамы. А ещё он был совершенно расторможенным в сексуальном плане, безумно жадным, обожал хвастаться дорогими шмотками, знакомствами, любил позлорадствовать и пустить какой-нибудь мерзкий слух, вечно кому-то завидовал и был искренне, совершенно неподдельно уверен, что за его неземную красоту ему все вокруг должны, благо, эту уверенность подпитывал в нём целый полк родственниц, которые водили вокруг этой, с позволения сказать, «звезды» двойные хороводы. Но я никогда особо не думал, что там Ясна Пани из себя представляет как человек. Он был хорош собой – почти такой же высокий, как я, с красивой фигурой – в меру широкими плечами, плоским животом, длинными ногами, светлыми не столько от природы, сколько от усилий парикмахеров волосами и яркими, светло-карими глазами, которые на снимках успешно прикидывались и зелёными, и голубыми. Он всегда был хорошо одет, никогда не отказывался потрахаться или потискаться где-нибудь в уголочке, искренне считал меня и Спирита существами высшего порядка (до нашего прихода он был единственным человеком с неопределённой ориентацией и, если честно, изрядно от этого страдал), а слушать, что он там несёт, было совершенно не обязательно, если это не назойливое приседание на уши о какой-нибудь невероятной закрытой тусовке, на которую я обязательно должен его сводить, потому что он один боится, у него нет денег и вообще, Макс, не будь бякой, тебе что, жалко, что ли? Алексу уже исполнялось девятнадцать, но из-за хронических прогулов он только с трудом дотягивал одиннадцатый класс. Родись это чмо в перьях в обычной семье, сейчас оно бы мирно заканчивало ПТУ на повара или парикмахера, ибо каких-то особых мозгов или амбиций природа Алексу отсыпать позабыла. Учителя ставили ему тройки, порой неделями не наблюдая его в классе, чтобы потом с гордостью говорить другим родителям о том, что «среди наших учеников есть творческая молодёжь, поэты, художники, актёры, модели».

В первый день, когда я вернулся, Алекс был в школе – диво дивное. И, разумеется, тут же полез ко мне с поцелуями, объятьями и сообщением о тусовках, которые я пропустил, о фотках самого Ясна Пани в каком-то популярном журнальчике с дурацким названием не то «Круто», не то «Вау», не то ещё как-то так, и о том, что я очень забавно смотрюсь стриженым.

– И как ты там был, с этим быдлом? Я бы там просто, ну, вообще ни с кем разговаривать не стал, ну, просто вот не стал бы и всё!

Я слушал, что он лепечет, и чётко понимал, что не хочу его и уже никогда, наверное, не захочу, разве что напившись до изумления. Никогда уже не захочу этой ухоженной, гламурной красоты, этого красивого, эпилированного, аккуратно подкачанного тела, лишенного рефлексов драки, защиты и нападения. Я уже не смогу почувствовать в Алексе не то, что партнёра, – вообще мужчину. И его рассуждения о собственной избранности, о том, какой он прекрасный и удивительный, и что уж он-то рождён с серебряной ложкой во рту и ничего такого с ним не случится, потому что такое случается только с «тупым быдлом»…

Мне вспомнился Игорь, красивый, умный, одухотворенный, пишущий тайком в школьной тетрадке рассказы про самоуйбийц, восхищающийся Маркесом и Фаулзом, Игорь, тушащий сигарету об стену, заставляющий своих должников стирать и чинить свои вещи, улыбающийся кривой улыбкой и говорящий, что ни за что не даст себя посадить в тюрьму; Вовчик, продолжающий тренироваться, чтобы вернуться в спорт, не подвергающий сомнению слова того, кого считал авторитетом, не задумываясь о том, что он творит; Банни, ненавидящая всех мужчин, презираемая другими девушками, ставшая по какой-то причине единственной для самого страшного парня в интернате; Рэй с далёким, остановившимся взглядом, забывающий собственное имя и выпадающий из реальности, подбирающий на слух самые сложные мелодии, лишившийся гитары и продолжавший перебирать невидимые струны, чтобы пальцы не отвыкли… А ты, Алекс, действительно ли так далёк от того, чтобы однажды отправиться в такой интернат? И во что бы ты там превратился?