– Я, извини, не тот человек, чтобы слушаться какого-то придурка с перекрученной фамилией! Если тебе так нравится…
– Ань… – судя по звуку, Игорь сел, – мне это тоже не нравится. Только это бесполезно, понимаешь? Ну вот, строила ты из себя там Зою Космодемьянскую, и что? И теперь у тебя кругом враги и у твоего брата тоже.
– Подумаешь! – ну и мерзкий же у неё был тон. Знаю я эти интонации, «вы все быдло, а я король», вот и Макс тоже иногда так. Хотя, не так, и уж, конечно, не со мной. Стал бы я по-хорошему с человеком, который таким тоном со мной разговаривает!
– Меня всегда все ненавидели и завидовали. Я ничего другого и не ожидаю от вас.
– Ань, – у Игоря голос звучал устало как-то. – Пожалуйста, проснись. Нет больше никаких «вас». Ты теперь тут живёшь. И ты отсюда никуда не денешься. Я тоже сначала думал… Но ведь тут – не дома, никуда не уйдёшь, кроме как в себя. Ань, пожалуйста… Не нарывайся! Я хочу тебе помочь, очень хочу! Потому что я же вижу, что ты не такая, как все, потому что…
– Да. Я не такая. И мой брат – не такой. Эту шкатулку и медальон подарил мне мой парень. Он сейчас в армии служит. Но, конечно, не можешь же ты просто взять нагло украденную вещь и вернуть законному владельцу! Это, как вы говорите «не по понятиям», а чего ещё ждать от сына зеков!
– Ань, я…
– Отвали!
Я быстренько спрятался в дверную нишу по соседству – не очень-то, но в темноте сойдёт. Услышал шаги «цк-цк-цк», каблуки, значит. Выглянул. Игорь вышел из комнаты. В полумраке от света в окнах и аварийной лампы в конце коридора я видел, что он стоит, опираясь одной рукой на стену, свесив голову.
– Привет, сын зека! – я подошёл поближе и ткнул его пальцами в бок, под рёбра. Игорь дёрнулся и чуть не завопил на весь интернат, хорошо, я ему быстро рот зажал ладонью. – Что, продинамили тебя?
– Блядь, Стас… твою мать, я чуть заикой не стал… Ты что здесь делаешь?
– Я сколько раз просил на меня не пялиться, когда я сплю… Вот, стало интересно, куда это ты ночью собрался, да ещё одеколоном побрызгавшись… Моим, кстати.
Это, действительно, был тот, что подарил мне Макс, – тот самый «Питон». Сейчас, в темноте, я чувствовал этот запах, и это было как-то странно.
– Ты подслушивал!
– Ну да.
Показалась дежурная и стала бухтеть, но я её послал подальше и потащил Игоря в комнату. Тот шёл с такой мрачной рожей, как будто Азаеву три «тип-топа» проиграл.
– Ты хотел залезть ко мне в тумбочку!
Игорь лёг на расстеленную кровать прямо в одежде и уставился в потолок. Я зажёг настольную лампу, которую не стал возвращать в комнату для домашних заданий.
– Я бы не стал, честно. Ты же понимаешь…
– Я бы тебя за таким поймал – я бы руки тебе переломал, нафиг! – я сел на его кровать. – Чё ты к ней вообще сунулся? Она какая-то на всю голову ебанутая. Я таких понтов даже у Макса не видел, хотя кому, как не ему.
– Ну вот откуда она про моих родителей узнала?
– От Таракана, не иначе. Да ладно, подумаешь, девок, что ли, у нас мало?
– Да ты не понимаешь! – у Игоря глаза блестели, и я с отвращением подумал, что он сейчас рыдать начнёт. – Она не такая, как другие! Знаешь, когда я увидел, как она разговаривала с учительницей… И она такая красивая… Ты не поймёшь!
– Ага, куда нам, сирым и убогим, до вас, охуенных эрудитов, – я, сам не понимая почему, сбросил кроссовки и лёг рядом с Игорем. Он был тёплым, от него вкусно пахло туалетной водой. И руки тоньше, чем у Вовчика, чем у Макса, и волосы длинней и мягче. Я провёл рукой по его волосам и он застыл, дёрнувшись, как будто его током шибануло.
– Стас, ты чего?..
– Ничего, – я вспомнил, как мы лежали тогда с Вовчиком у него дома, когда смотрели порнушку. Мне захотелось сейчас так же – чтобы Игорь прижался ко мне голым, захотелось подрочить ему, а он бы мне. Кровать конечно, короткая и здорово провисает подо мной до самого пола, но я бы всё равно полежал с ним, это так здорово, оказывается.
– Стас, не надо, пожалуйста, – Игорь повернулся ко мне, глаза его были закрыты.
– Да ладно тебе, чего ты, – я поймал его за руку. – Ты с Максом пробовал… Давай со мной! Ну давай!
– Я… Не надо! Я не хочу! Я… Хорошо, – вдруг выдохнул он, расслабляясь, не открывая глаз, а я не понимал, почему у него такое лицо несчастное, – но если ты…
– Ну?
– Если ты отдашь шкатулку.
– С хуя ли, блядь?! – всё романтическое настроение как в унитаз смыло, я кое-как удержался, чтобы не дать ему по роже.
– Стас, ты был неправ, ты…
– Да похуй, прав-неправ! Какого хрена ты всякую чушь несёшь? Что значит – если?
– Я…
– Иди нахуй!
Я снова обулся и вышел в коридор. Там прохладней, чем в комнате. В конце коридора – окно, заросшее несколькими сантиметрами льда, в который вплавлены копеечные монетки в виде слова «хуй». Что бы умное написали… Я положил ладонь на лёд и вода побежала вниз, по льду, по руке до самого локтя.